Измена. Игра на вылет

Грасс Елена

– Как… Зачем? – не скрываю своего удивления.

– Потому что… Лариса чуть не убила твою маму. Пожалуй, это единственное, что я могу сделать теперь для тебя после произошедшего, чтобы расплатиться за то, что ты испытала после её поступка, – говорит тихо, но уверенно.

Теперь смотрит на меня и не отводит глаз.

Александру морально очень тяжело, ему плохо, у него как у меня – беда, но он старается всеми силами это скрыть от меня.

– Я даже не знаю, что сказать на это…

А я ведь и правда, не знаю!

–

Ничего. Просто прими мой дар в знак извинения. Это как последняя капля. Точка. Финал. Какие ещё слова подобрать, не знаю, – пожимает плечами. – После её поступка я отчётливо понял, что спасти того, кто не хочет спасаться невозможно. Нет у меня больше ни сил, ни желания.

– Но ты хотел, чтобы она была с дочерью, и делал всё ради этого.

– Теперь – ни за что, никогда и ни при каких условиях я не подпущу её к Лизе.

Он неожиданно хмурится, а затем трогает своё сердце. Кладёт ладонь на грудь и пытается сжать, словно от этого ему станет легче.

Я знаю точно этот жест. Знаю, как люди бессознательно хватаются за сердце, когда им плохо и боль пронзает его. Это инстинкт. Это не показательные выступления, это правда, ему некомфортно в области груди.

Мне неожиданно становится страшно за Александра.

Быстро встаю с дивана и подхожу к нему. Действую на автомате, врачебные привычки берут верх.

Беру запястье Воронова, прижимаю пальцы к пульсу. Он частый, неровный.

Поднимаю взгляд на него. Лицо бледное, но зрачки нормальные, без признаков инсульта или инфаркта.

А он смотрит на меня. Не отводит глаз. И в его взгляде теперь столько всего: боль, усталость, разочарование, благодарность, нежность, что-то ещё… Так много всего!

Краснею.

– С вами всё в порядке, – перехожу снова на "вы", словно с пациентом разговариваю. – От переживаний пульс частит, но сердце, думаю, в норме. – стараюсь говорить ровно. – Только всё-таки, давайте съездим в клинику, чтобы его проверить. Так, на всякий случай. У вас слишком много разочарований и неприятностей на такой короткий период времени.Не удивительно...

– Но есть в этих неприятностях и положительный момент, – перебивает Воронов. Он делает паузу, и его пальцы сжимают мою руку, прижимая её к своей груди. – Марта, проверить сердце, может, и нужно. Я и сам понимаю, что с ним совершенно точно что-то не так за последние недели.

Где-то между пальцами его пульс: удары беспорядочные, нервные. Не дышу.

– А что с ним? Какие жалобы? – спрашиваю, мой голос предательски дрожит.

– Оно, когда ты рядом, впадает в такой ритм… бешеный. Чувствуешь? – киваю. – Не остановить его. Не запретить ему так стучать. И не уговорить, чтобы оно вернулось к прежнему, спокойному ритму.

Закрываю глаза на секунду.

– Возможно, это аритмия? – неуверенно с моей стороны.

– Раньше не жаловался. Только теперь справиться никак не

могу. – Улыбается. – А всё чаще кажется, что и не хочу…

– Ну вот, надо пройти обследование, и я назначу вам… тебе лечение.

Он крутит отрицательно головой.

– Обследование не поможет. И рецепт, который ты выпишешь в карточке и в рецептурном листе тоже. Я не доктор, но знаю только одно лечение: чтобы ты была рядом. Всегда, насколько это возможно. Это лечение для меня самое эффективное и действенное. – Его голос низкий, почти хриплый. – Мне без тебя не справиться с этой болячкой, Марта. Ты единственная таблетка, которая может меня вылечить.

Он больше ничего не говорит. Просто наклоняется и целует меня.

Глава 42.

Глава 42.

СПУСТЯ ТРИ ДНЯ.

Антон держит меня в курсе о мамином состоянии. Один раз я съездила к ней, но пока она слаба. Она не могла говорить, но могла слушать. Я поклялась ей: ничего из того, что прислала ей любовница Белова – нет.

– Покажи мне глазами, что ты веришь мне, мамочка, – вытирая слёзы, просила я её.

Она кивала и пробовала даже улыбаться.

После это встречи, я выдохнула и приступила к своей работе. Клиника не сможет столько простаивать без руководителя, и я это понимала.

Теперь я думаю о том, как уволить Белова.

Даже несмотря на то, что он не являлся виновником ситуации с мамой, Артур стал причиной того, что случилось в целом. И простить этого я ему не могу.

– Марта, – раздаётся настойчивый стук в дверь моего кабинета, – привет. Мы можем поговорить? – голос Белова сегодня звучит как-то непривычно с ноткой неуверенности.

Напрягаюсь. Общаться с ним мне не хочется, но, раз просит о разговоре, я намерена тоже много, что сказать ему.

– Проходи.

– Мы давно с тобой по-человечески нормально не разговаривали. У нас всё через конфликт. Пожалуйста, давай поговорим сейчас. Просто поговорим.

Я смотрю на него, пытаясь понять, что за игра. Но в его глазах нет привычной мне маски равнодушия или злости. Он выглядит уставшим, почти сломленным. Ещё тогда, в квартире я видела, как он опешил, когда узнал, что сделала Воронова. Наверное, для него, как и для нас с Сашей, это было потрясением.

Как бы то ни было, но моя мама всегда с очень большой теплотой относилась к Артуру, и, наверное, он действительно, не смог так поступить никогда. Это теперь я понимаю, но несколько дней назад во мне всё кипело по отношению к нему.

Сейчас я, естественно, поуспокоилась и могу вести с ним нормальный диалог.

– Ну давай, попробуем.

– Я уеду на два дня, так что, если будут срочные вопросы, напиши мне или позвони.

– Куда ты собрался?! У нас суд завтра по поводу расторжения нашего брака, помнишь?