Измена. Красная линия
Шрифт:
Грубо. Больно. Но спасибо!
– Оставь меня в покое, – зуб на зуб не попадает; цежу сквозь дробь, вместо благодарности.
– С удовольствием, – хмурится, снимает и набрасывает мне на плечи своё пальто, а сам присаживается рядом со мной. Тепло и притягательный аромат мужского нишевого парфюма мигом окутывает моё промёрзшее тело.
Скептично фыркаю. Но выходит скорее истерично, а он продолжает:
– Дай только причину неудавшегося суицида угадаю, – берёт паузу и делает вид, что размышляет. –
– Замолчи! – эмоциями, наконец, выворачивает. Слёзы градом. Инстинктивно пытаюсь закрыть глаза и уши, чтобы отгородиться от него. Он будто бы в самом моём сознании изощрённо ковыряет. Слишком глубоко. Слишком больно. – Ты ничего не знаешь! Ни обо мне! Ни о моей жизни! НИ-ЧЕ-ГО!
Истерика только-только начинает набирать обороты. А он ждёт всего несколько коротких минут, и тут же произносит:
– Значит, угадал, – говорит он так, словно утверждает. На меня действует моментально, раздражающе, как красная тряпка на быка.
Сопли, слёзы – вмиг прекращаются. Злость остаётся.
– Ты ничего не знаешь, – повторяю. Последний раз надсадно всхлипываю, но замолкаю.
– Не особо интересно, милая, – фыркает он, протягивая мне руку, которую я упрямо игнорирую. Секунда, две… и он поднимает меня прямо за шиворот, чтобы поставить на ноги.
– Я не просила тебя меня “спасать”. Ты всё испортил!
Он тянет меня за собой в сторону проезжей части, видимо туда, где он оставил машину, но я твёрдо упираюсь пятками своих кед в мостовую.
Уже где-то рядом слышится вой сирен служб спасения. Эти всегда вовремя, ничего не скажешь!
Незнакомец вдруг наклоняется ко мне, обхватывает за талию и с лёгкостью закидывает себе на плечо. Единственное, что успеваю, это прихватить с собой фотоаппарат.
– Знаешь, милая, – приговаривает он, проходя прямо сквозь толпу зевак, – я тут решил, что ещё и жизнь тебе знатно подпорчу.
– Да что с тобой?! А ну, поставь! Поставь меня говорю! – злюсь, колотя его кулаком по широкой спине. – Кто ты такой вообще?
– Считаешь, что сейчас самое время познакомиться? – смеётся он, слегка подбрасывая меня, как мешок с картошкой, что вызывает во мне новый всплеск бессильного негодования. Он точно делает это намеренно. – Я Егор. А тебя как зовут?
Держу паузу. Недолгую.
– Хотя, знаешь, – его голос с издевательской хрипотцой вибрирует где-то в районе моего живота, – можешь не говорить, если не хочешь. Я тебе сам что-нибудь придумаю.
– Мила, – отвечаю сразу, хоть и совершенно неохотно. Понятное дело, если вниз головой висеть! Кому понравится?!
– Видишь, как я снова
Глава 2
Я давно должна была согреться, а меня до сих пор всю трясёт.
Минут пятнадцать мы молча сидим в небольшой уютной кофейне, куда меня приволок Егор. Здесь тепло, приятно пахнет свежей выпечкой, а главное… несмотря на вечернее время, совсем немного посетителей.
Вот только у меня никак не получается успокоиться, и объяснимая причина тому – сидящий напротив меня “герой”, который даже не пытается скрывать раздражающую улыбку. Наглую. Пробую на него не смотреть и прячусь за пузатой чашкой горячего зеленого чая, в которую я стихийно вцепилась обеими руками, но пока тоже безрезультатно.
Упрямо молчу.
Хотя, следовало бы, возмутиться его неадекватному поведению и противоправными действиями: насильно спас, а потом – вообще похитил.
Потребовать вернуть меня обратно?
А если попробовать просто встать и уйти?
Трудно сказать, как я выгляжу со стороны, если этот “спасатель” сразу категорично отнёс меня к разряду параноидальных шизофреников с суицидальными наклонностями. Ловлю своё отражение в оконном стекле и реально пугаюсь. М-да, вид у меня тот ещё: одетая явно не по погоде, с растрёпанными ветром волосами и посиневшими от холода губами; на бледной коже – чёрные, как у панды, подтёки туши под глазами и на щеках.
Если хорошенько вглядеться, то в моих стеклянных глазах до сих пор:
Стас и Марина. Марина и Стас.
То, что я сейчас эмоционально испытываю можно охарактеризовать одним ёмким словом – невыносимо, и это находится за гранью моего болевого порога.
Вдох.
Боль-н-о. До чего же больно!
Выдох.
Чтобы заглушить всхлип, буквально расплющиваю губы о закруглённый край чашки.
– Почему? – голос не слушается, получается с хрипотцой. Коротко откашливаюсь, но ничего, кроме этого короткого вопроса, выдавить из себя больше и не получается.
Но Егор, кажется, и не ждёт от меня ни пояснений, ни длинных речей, ни душещипательных признаний.
Наконец, я оставляю многострадальную чашку в покое и пробую негнущейся пятернёй хотя бы пригладить спутавшиеся пряди. Тщетно. Выходит только хуже.
– Не знаю, – он равнодушно пожимает плечами, помешивая свой кофе, и смотрит на меня с вызовом, словно открыто указывает на то, что именно благодаря ему я так легко отделалась. – Теперь сижу, жалею.
Фыркаю. Ведь намеренно провоцирует!