Измена. Найти свое счастье
Шрифт:
«Всё очень хреново», — думаю минуту спустя, упираясь взглядом в отодвинувшуюся грязную занавеску, из-за которой выглядывает Елизавета.
На ней ужасная черная куртка, доходящая почти до колена. Высокий воротник прячет симпатичное личико, а большие глаза смотрят с такой тоской, что я сам сжимаю зубы, готовый подойти и сорвать кошмар, напяленный на хрупкое тело.
Она теряется в том, что надето, и постоянно косится в сторону стены, на которой развешана верхняя одежда других цветов.
В
Делаю шаг вперёд и замираю.
Разум берёт верх над эмоциями, давя аргументами. Кто я такой и какие права имею вмешиваться в её жизнь? Пока никто. Случайный человек, который следит за ней, потому что она попала в поле зрения в неподходящий момент.
Формулировка такая же хреновая, как моя позиция наблюдателя, но я торможу себя, вновь обращаясь к внутреннему голосу. У него получается лучше убеждать меня в отсутствии необходимости вмешательства.
Правда… Бл#дь… я не выдерживаю долго.
Дожидаюсь, когда мать Лизы передаст деньги женщине в жилетке поверх объемной кофты, и прихожу в движение.
Стараясь сохранять на лице невозмутимость, интересуюсь, какая вещь понравилась ушедшей девушке и покупаю две куртки. Желтую и красную, офигевая от названных цен. Столько может стоить обед в не самом приличном ресторане, но не одежда!
С сомнением нюхаю сложенные в пакет вещи и благодарю женщину за помощь, вложив в её карман купюру красного цвета.
В голове не возникает вопроса: зачем и для чего я это сделал. Ответа тупо нет.
Я мог бы узнать размер и оформить заказ в проверенном магазине, выбрав брендовые качественные вещи, но мои пальцы, бл#дь, держат два пакета с рыночными куртками, а сам я шарю по проходу, пытаясь понять, куда скрылись Суворовы.
Не найдя, выхожу за пределы вакханалии и замирая в стороне, приклеившись к выходу. Хочу просто знать, что она вышла и что она цела. Грубость некоторых индивидов зашкаливает!
Выкуриваю две сигареты и тянусь за третьей, но прячу обратно, потому что Лиза наконец-то показывается, держа под руку свою родительницу. Они тихо переговариваются. У меня создаётся впечатление, что девчонке выговаривают недовольным тоном, так как она кивает, поджав губы.
Но её глаза проясняются, а ладошка ныряет в карман, когда Суворовы равняются со старухой.
Лиза шагает в её сторону, зажав тонкими пальчиками сотню. Её мать реагирует быстрее, чем соображаю я. Грубо одёргивает, вынуждая остановиться.
С моего места слышно гневное: «Не смей!» и виден блеск в момент потухших глазах.
Да я тормоз! Настоящий, бл#дь, тупой рыцарь!
Усмехнувшись своему открытию, обхожу ругающуюся пару и вкладываю в старческую ладошку всю
Бабулька смотрит испуганно и как заведенная крестится, а я оборачиваюсь и натыкаюсь на полный злобы взгляд Елены Радоевны. Уверен, она до мельчайших деталей успела зацепить мой порыв.
Лиза в мою сторону не смотрит…
Глава 16
POV Лиза Суворова.
Смаргиваю слёзы после грубого толчка мамы из-за несчастной старушки у дверей храма.
Ну разве стоили сто рублей такой отповеди, от которой хочется съежится и стать на несколько размеров меньше? Это были мои чаевые, припасенные на покупку шоколадки. И я вполне могу обойтись без сладкого, а вот бабушке они точно бы не помешали.
Но мама не только прилюдно меня обругала, она и до сих пор высказывает своё мнение относительно «подачек нищим».
Слушаю, плотно сомкнув губы и не отвечаю, потому что я не согласна!
Не всем повезло иметь поддержку и семью. Некоторые по разным причинам оказываются брошенными или одинокими. Неужели мама этого не понимает? Ведь она растила меня одна и рассчитывала только на помощь бабушки.
— Что отворачиваешься? Правда глаза колет? Не ты ли молчала о дырявой обуви, потому что на неё не был рассчитан бюджет? Не ты мне блеяла недавно про пальто? Мамочка, тебе нужнее, — повысив голос, передразнивает. — А теперь решила раскидываться деньгами. Да у них бизнес налажен чуть ли не с подачи губернатора! Расставят таких старушенций, потом на «мерсах» увозят, пока ты по лужам ужины им разносишь.
— Это же церковь, — робко возражаю.
— Тем более! Церковь тоже давно прогнила. Не тому молиться надо, Лиза. Не тому, — отрезает и отворачивается от меня, высматривая номер подъезжающего автобуса.
— А кому надо? — опешив, даже не сразу понимаю, что именно мама сказала.
Она никогда не была верующей и не посещала храмы, но иногда на её подоконнике загорается свеча, и она что-то шепчет в темноту за окном. Раньше я на это внимания не обращала, а когда не стало бабушки, стала замечать.
— Я тебе позже расскажу, — внимательно посмотрев в глаза, мама даёт ответ, когда я его уже не жду. — Поторопись. Наш подошёл.
Мы втискиваемся в переполненный транспорт и теряемся, разделенные входящими и выходящими людьми.
К концу поездки мои ноги превращаются с ласты, потому что только ленивый не наступил на носки ботинок. Вот в этот момент я благодарна маме, что она настояла на чёрных сапогах и черной куртке.
Хотя мне понравились другие вещи, но спорить себе дороже, я давно это усвоила.