Измена. Найти свое счастье
Шрифт:
Буквально в шаге от нас на одной из каталок лежит мужчина с ужасным цветом лица. Бордовая кожа покрыта волдырями, зубов… Боже мой! Зубов у него совсем нет… А из груди торчит рукоятка ножа, которую он периодически задевает и хрипло матерится.
Чуть дальше сидит, а не лежит, кажется, женщина. По принадлежности к полу можно судить по грязной малиновой юбке, задранной так высоко, что видно несвежее белье. Эта женщина смеётся без причины, хлопая себя по высохшим ляжкам, и вдруг сгибается пополам.
Я вскрикиваю, а она
— Мм, — шепчу в ужасе, стараясь смотреть только на свои сложенные на коленях руки, — я не хочу. Пожалуйста, пойдём домой?
Но мама неумолима. Мы проводим в жутком кошмаре почти четыре часа. Больные всё поступают, а очередь двигается медленно-медленно. Дышать невозможно, потому что никто ничего не убирает.
Врачи или медсестры пробегают иногда мимо, даже головы не поворачивая, чтобы посмотреть по сторонам.
И только когда от отчаяния я глотаю тихие слёзы, нас зовут в кабинет.
Уставший врач устало выслушивает мои объяснения, бегло осматривает синяк, находит еще какие-то незамеченные ранее царапины и выдаёт справку.
В ушах так и стоит хохот той ненормальной, когда мы возвращаемся домой. Я чуть ли не шарахаюсь от каждого звука, и замечаю, что мама напряжена сильнее обычного.
Я-то думала, ей всё равно, но она тоже впечатлилась и бледнела, когда санитары вкатывали очередного поступившего пациента. В сравнении с ножом даже выбитый глаз и разрезанная губа не выглядели страшными.
Не удивительно, что ночью все пережитые кошмарные мгновения снятся мне непрерывным калейдоскопом. То Герасименко вытаскивает нож окровавленной рукой, то наш декан задирает юбку и пристраивается справить нужду, то один из преподавателей щёлкает вставной челюстью.
Ещё никогда я так не уставала после сна. Лежала и считала секунды, чтобы можно было встать и прошмыгнуть в кухню: лучше уж пить чай или кофе, чем возвращаться к событиям в травмпункте.
И ещё неизвестно, нужна ли будет справка, или нет.
Мне кажется, если знакомые сказали правду, то меня никто и не спросит. А если Валентин Григорьевич обладает силой избежать увольнения, то никакая бумажка меня не спасёт.
Зажмурившись, сижу несколько минут, старательно успокаивая себя. Никак я не повлияю на ситуацию, никак. Только вон пальцы дрожат.
Их сцепляю в замок и дышу, концентрируясь на счёте.
Делаю вдох, выдох, новый вдох.
Пытаюсь представить что-нибудь приятное. Раньше помогали картинки с моей мечтой: Италия, колоритные улочки, атмосферные кафешки… А сейчас под зажмуренными веками возникает один-единственный образ.
Внимательные глаза, прямой нос, немного пухлые губы…
— Лиза, чайник! О чём задумалась, что не слышишь?!
О чём? О ком, мам… Но я молчу, конечно же.
Глава 13
POV
— Доедай и поехали, — мама полностью собранная заходит в кухню второй раз за утро, пока я медленно и неохотно грызу кусочек хлеба с маслом.
Масло я ненавижу, если к продуктам применительно такое слово, но через силу заставляю себя глотать невкусную намазку, так как это полезно. Мама внимательно следит, чтобы я не пропускала.
— Куда? — устало поднимаю глаза и откидываюсь назад, упираясь затылком в стену.
Голова после бессонной ночи тяжеленная, а мне еще сегодня во вторую смену бежать на работу, потому что я сама вызвалась подменить заболевшего курьера.
До этого времени надеялась расправиться с заданиями и, возможно, отдохнуть, но события тут замелькали с такой частотой, что за ними не успеваю просто!
— Лиза, мы с тобой собирались ехать за курткой, — мама качает головой и я, если честно, её не совсем узнаю: какая-то она мягкая и непохожая на себя.
— Я забыла, мам. Может, в другой раз?
Куртка нужна, да, и я радовалась бы покупке новой, но совершенно не хочу выходить из дома. Я хочу нехотя есть свой бутерброд, сонно хлопать глазами над чашкой и мечтать заснуть без кошмаров, которые так и встают перед глазами.
— Сегодня, Елизавета! — непреклонно, как она умеет, родительница быстро меняет тон на привычный. — Куртку и ботинки. Ты почему не сказала, что твои пришли в негодность? Или мне самой следить за твоим гардеробом, как в детском саду?
— Не надо следить, — последний кусочек отправляется в рот.
Тщательно пережёвываю и поясняю:
— Я не знала, вчера только увидела. Думала, где шнурки, там вода попадает.
Мама закатывает глаза по поводу моей невнимательности, а я ополаскиваю кружку и проскальзываю в ванную, чтобы привести себя в порядок.
Быстро заплетаю косу, умываю лицо, и с тоской смотрю на отражение: тональный крем и румяна не повредили бы, но на использование косметики у нас табу. Максимум — увлажняющий крем и бесцветный блеск для губ.
С другой стороны, красоваться мне всё равно не перед кем.
— Я всё, — появляюсь, натягивая на ходу водолазку и заправляя её в брюки.
Под пристальным контролем наматываю шарф, беру шапку и застёгиваю куртку прежде, чем мы покинем квартиру.
На улице дует сильный ветер, от которого становится очень холодно в первые же минуты на открытом воздухе. Хочется поскорее спрятаться в тёплом салоне автобуса или трамвая, но, как назло, нужные нам номера задерживаются.
Кто-то из ждущих с нами пассажиров озвучивает причину: недалеко от поворота сошёл с рельсов трамвай и движение встало. Я умоляюще смотрю на маму: самое время вернуться, но она решает пройти пешком до главной улицы, где нет проблем с транспортом.