Измена. (не) Любимая жена
Шрифт:
— Да и в этот раз всё то же самое. Разве только…
Андрей запнулся, и его сердце невольно совершило кувырок.
— …на какое-то время она уходила из залы. Было дело. Вернулась в другом платье. Но это потому что… короче, там как-то так получилось, что на неё почти полный бокал шампанского опрокинулся. Я сам этот момент не застал. Только потом уже видел, что она оттереть его пыталась. Но как там ототрёшь, когда по всему платью…
Он усмехнулся, потом взглянул на Германа и замолчал. Видимо посчитал,
— Понимаю. Да. Неприятная ситуация.
— А то, — согласился Олег. — Вам, может, ещё кофе?
Герман качнул головой:
— Нет. И, парни, благодарю за беседу. Я услышал то, что мне нужно. Надумаете сменить место работы — приходите.
Его собеседники заулыбались.
Ударили по рукам. Разошлись.
Теперь ему предстояло многое обдумать. Обдумать и скорректировать дальнейший порядок действий.
Ничто из показаний охранников, ровным счётом ничто не шло вразрез с тем, что рассказывала ему Лиля.
То же касалось и общей характеристики её поведения. Никто из сказанного ими не грешило против того, кем он её видел.
Он не заблуждался, не ошибался на её счёт. Он не затерялся в иллюзиях.
По всему выходило, что сбоить его картина мира начала именно после злосчастного корпоратива — когда он увидел её в этом чёртовым платье. Когда Марина ошарашила его новостями о том, что обзавелась каким-то шокирующим инсайдом, от которого он не мог запросто отмахнуться, потому что тот до боли точно совпадал с его личными подозрениями, щедро питал их, идеально их дополнял.
Но видео из коридора до сих пор требовало объяснений.
Только в салоне авто он позволил себе медленно выдохнуть, сложить руки на руле и опустить на них разгорячённый лоб. Поблизости не было заглядывавших ему в рот подчинённых, конкурентов, родни, друзей — никого, перед кем требовалось держать марку и выглядеть непоколебимой скалой.
Если так подумать, перед кем ему не приходилось напяливать маску?..
Перед ней. Перед ней не приходилось.
Ей всегда было откровенно плевать на его стремление блюсти репутацию прирождённого альфы.
Она шутила, что вовсе не на это купилась. А как раз на то, что при всей своей дикой статусности и суровости он был с ней нежен, почти раним.
Почти, потому что опасно, смертельно опасно было до конца открываться даже ей.
Ведь если бы она предала, то навсегда покалечила бы. Безвозвратно, без шанса на выздоровление.
И он так этого боялся, что запустил самосбывающееся пророчество, не иначе…
Просидев какое-то время в уютной тишине автомобильного салона и превозмогая внезапно накатившую усталость, он набрал Ильмина:
— В приоритете — поиски Алексеева. Отыщите мне его контакты — все, до каких дотянетесь. Из-под земли мне его достаньте.
И,
И разговор этот очень ей не понравится.
Остаток дня и начало вечера он промотался по городу, решая дела, не требовавшие его присутствия в офисе. А вечером обнаружил себя на знакомом, до боли знакомом месте — у цветочного магазина, несколько лет назад разделившего его жизнь на до и после…
Глава 40
— Герман, не соизволишь в гости заглянуть? — голос матери в трубке звучал почти требовательно, пусть она и знала, что это не лучшая стратегия начинать с ним разговор.
Он сидел, откинувшись на спинку водительского кресла, и наблюдал за тем, как Лиля с величайшей аккуратностью приводила в порядок свежую цветочную композицию, занимавшую всё пространство витрины.
— Зачем?
— Отец хотел с тобой поговорить. Что-то там о встрече с инвесторами.
Опять Артур проболтался. Но он не держал зла на младшего брата. Он был даже рад, что его напряжённые отношения с ближайшей роднёй никак на Артуре не сказались.
— Зачем? — повторил он вопрос.
— Откуда мне знать? Вот сам у него и спросишь.
Отец время от времени делал попытки пойти на мировую — неохотные и будто бы вынужденные. Не исключено, что мать его к тому подбивала.
Германа мало интересовало это примирение. Если отец вдруг захотел с ним поговорить, да ещё по такому поводу, то это легко объяснялось выгодой. Старший сын умудрился сам встать на ноги, возглавить целый холдинг, и теперь ему наконец-то можно пожать руку и даже поговорить с ним как мужчина с мужчиной.
И он даже готов забыть, что сын женился на «девице совсем не своего круга», предпочтя её «идеальной кандидатуре» всеобщей любимицы — Марины.
Какая небывалая щедрость. Сын, конечно, тут же полетит сломя голову навстречу долгожданному примирению.
— Когда?
Мать замешкалась с ответом.
— Вообще-то… сегодня было бы идеально.
— Нет.
— Нет?
— Нет.
— Ладно. Хорошо. Я не настаиваю. Никто не настаивает. Приезжай завтра. Или послезавтра.
— Нет.
— Герман…
— Ты можешь ему передать, что я приеду, если он согласиться принести свои извинения.
Мать утомлённо вздохнула:
— Хочешь услышать их от него?
— Я? Нет, мне его извинения не нужны, — он погладил взглядом крутой изгиб бедра, который обрисовала ткань её юбки, когда она склонилась пониже, чтобы поправить дальний букет с заломившимся краем золотистой бумаги по канту.
— Извини… тогда не понимаю.
— Он извинится перед Лилей. Прилюдно.
Он услышал, как она втянула воздух.