Измена. Отбор для предателя
Шрифт:
Его глаза загораются внутренним красным светом, а руки скрючиваются и трясутся, так, что я даже опасаюсь, не вырвется ли он.
— Заткнись, — приказываю я, не в силах слушать его тошнотворные восторги. — Даррен, дай ему платок. Пора кончать с этим.
Я отворачиваюсь, когда Даррен подносит ко рту кровоеда платок. Подхожу к окну и вдыхаю свежий воздух, чувствуя, как непрошенно колотится мое сердце.
Почему?
— Ну что? — спрашиваю я поворачиваясь.
Даррен убирает платок от рта кровоеда.
Тот
— Родства нет. Мужчина лет тридцати, и младенец, не больше недели от роду, женского пола. Нет даже далеких родственных связей. У тебя не найдется еще этой сладкой крови? Я могу рассказать, какие их ждут болезни, сколько они проживут и какие яды на них лучше всего действуют. Или может быть хочешь, чтобы я сравнил с другой кровью? Я помню тысячи людей и не только людей. Однажды мне довелось попробовать кровь дракона. Это редко кому удается, и редко кто выживает, но если выживаешьш, то становишься сильным, как я. Я прожил тысячу лет, дольше многих других — этот младенец самый вкусный! Но между этим младенцем и мужчиной нет связи, никакой связи!
— Ты лжешь, — говорю я и хватаю кровоеда за горло. — Этого не может быть!
Кровь безумно шумит в висках. Дракон внутри меня изрыгает ослепительно яркое пламя, чувствуя мое состояние.
— Простите, князь, — говорит Даррен, осторожно трогая меня за плечо — Кровоеды не умеют лгать.
— Заткнись! — рычу я на Даррена, чувствуя, что еще одно мгновение, и я сломаю кровоеду шею.
— Что если это кто-то другой? — упрямо говорит Даррен, сделав шаг назад.
Я смотрю в его глаза и читаю в них то, о чем думаю сам, но не признаюсь себе. Он не скажет это вслух.
Одно движение, и кровоед умрет. А другого я искать не стану. Одно движение и я забуду о том, что он сказал. Одно движение и я похороню все свои сомнения. Если не Ридли, так кто угодно другой. Мало ли с кем она могла спутаться?
Ты будешь думать о чем угодно. Но ты слышал, что он сказал.
Нет… Я не слышал. Он солгал…
Кровоеды не лгут…
Мысли мечутся в моей голове, словно рой разъяренных ос, жалящих меня тысячами острых жал.
Руки мои дрожат.
Я никогда не узнаю. Лучше я никогда не узнаю.
А что, если это правда?
Нет.
Что, если это ты?
Нет!
18
Элис
— Кто такой этот инквизитор, — спрашиваю Сандру.
Все руки мои исколоты иглами стрельчатой рыбы, которую я вместе с ней разделываю уже пятый час.
Разрезать брюхо, вытащить содержимое, срезать все иглы, отрубить голову, промыть рыбу в чане с морской водой. И так бесконечно, пока руки, словно одеревенелые, не начнут повторять это, словно ты не человек,
— Человек божьего закона. Он следит, чтобы все здесь было по закону.
В голосе Сандры звучит насмешка. Я уже поняла, как распознавать в ее безжизненном голосе эмоции, которые прячутся глубоко внутри.
— А если серьезно?
— Монастырю нужно финансирование из казны. Инквизитор курирует наши расходы, наши доходы. Управляет численностью сестер. Если кого-то не хватает, он распоряжается, чтобы прислали еще, если сестер стало слишком много, он решает, кого и куда отправить отсюда.
— Это ведь не все?
— А ты хочешь знать все?
— А ты скажешь? — я задерживаю на ней взгляд, пытаясь прочитать в нем правду, которую мне нужно знать.
Бояться ли мне его, или, возможно, он может стать тем, благодаря кому я выберусь отсюда?
— Не скажу, — говорит Сандра. — Но лучше бы, чтобы ты ему на глаза не попадалась до испытания.
Больше ничего вытянуть из нее не удается, сколько я ни пытаюсь. Она лишь глядит на меня своими грустными серыми глазами и вздыхает.
Беру тяжелое ведро с начищенной рыбой. Вот вот рука отвалится. Скользкие ступени так и норовят скинуть меня вниз, туда, где кончается лестница, ведущая к самому морю. Нужно поторапливаться, чтобы не дать повода матери Плантине избить меня в очередной раз. А она ищет этот повод, как собака ищет кость.
Добираюсь до верха и в изнеможении ставлю ведро на металлический стол, где его принимает сестра Джессика, толстая повариха с руками, как ветки дуба. Она легко, как пушинку, поднимает ведро и бормочет что-то себе под нос.
— Что простите?
— На сегодня можешь быть свободна, — брезгливо бросает она.
— А Сандра?
— Ты никто, чтобы задавать вопросы, — поджимает повариха губы и презрительно оглядывает меня.
— Иди вымойся, от тебя воняет.
Она отворачивается и уходит вглубь кухни. Я смотрю на свои дрожащие руки из которых сочится кровь и чувствую, как ранки разъедает соль из морской воды.
Во что превратятся мои руки через месяц такой работы? А через год? Почему я должна быть здесь? Почему он там, наслаждается своей прекрасной жизнью, а я здесь?
В голове всплывают слова Сандры:
— Справедливости нет. Есть только степень смирения, которой ты можешь достичь.
Тогда я промолчала. Молчу и сейчас. Но сердце мое кипит, а зубы сводит от злости. Смотрю вниз, туда где волны врезаются в подножие лестницы.
Сколько здесь было таких как я? Сколько было тех, кто не имел надежды? Скольких сломали? Сколькие сделали шаг вниз, приняв последнее решение в жизни.
— Прыгай, — слышу я резкий голос из за спины и вздрагиваю.
Мать плантина улыбается, глядя на меня.