Измена. Отбор для предателя
Шрифт:
— То, чего я хочу, не в силах дать мне ни один человек. Море не принимает меня. Я вынуждена быть жалкой грешницей, я не угодна богу.
— И ты думаешь, что убийство Клем тебе поможет?
— Я служу. Это все, что мне нужно.
— Оставь ее, пожалуйста, я могу дать тебе то, что тебе нужно. Ты знаешь кто я, ты знаешь кто мой муж…
Я хочу вырвать из берега камень, чтобы швырнуть его в мерзкую рожу Плантины, но даже самые мелкие камни мне поднять не под силу.
— Ты никто, — усмехается она. — У тебя нет мужа, и нет имени.
Она плюет на камни и поворачивается обратно к Клем, чтобы закончить свое ужасное дело.
Собрав последние силы я подползаю к ней и окровавленными руками цепляюсь за ее темную церемониальную одежду. Она берет меня за горло, собирается ударить ножом, но в последний момент передумывает и просто отшвыривает.
Боль от удара о камни сокрушает меня. Мне кажется, что все мои кости переломаны. Из глаз тут же сыплются искры и дыхание перехватывает.
И тут я вижу в темноте два горящих желтым глаза. Знакомые глаза зверя. Его шерсть, черная, как уголь. Его белые зубы, оскаленные и готовые рвать добычу, словно предсказывают будущее Плантины. Я со смесью ужаса и надежды смотрю на волка.
Он пристально смотрит мне в глаза, словно ожидая приказа.
Я замираю на одно бесконечное мгновение.
А потом киваю.
Волк, словно только этого и ждал, стремительной тенью бросается на мать Плантину, раздирая кожу на ее руке, держащей нож.
Он делает это бесшумно, без рыка и взвизгиваний. Он делает это, как тихий убийца. Я закрываю рот рукой и отворачиваюсь.
Ее отчаянный вопль едва успевает прорваться через шум волн, ударяющих о камни. Нож с громким лязганьем падает и застревает в острых прибрежных зубах.
Волк молча вцепляется в горло Плантины, не оставляя ей даже шанса вскрикнуть еще раз.
— Я просила тебя, я умоляла… — шепчу я, глядя на то, как по моей воле отнимают жизнь человека.
Мать Плантина дергается, извивается всем телом, держась за горло и хрипит.
А спустя минуту замирает навсегда.
28
Волк подходит ко мне и я обнимаю его, погружая пальцы в его густую черную шерсть, пытаясь хоть немного согреться его теплом. Я чувствую, как колотится его сердце.
— Спасибо, волчок, — говорю я с благодарностью принимая его тепло. — Ты нас спас.
Он едва слышно скулит, словно жалуясь на что-то. И тут я понимаю, что он сам едва держится на ногах, оголодавший в этих безжизненных краях, вынужденный прятаться от людей из монастыря, которые, увидев его, точно пристрелили бы без разговоров.
— Ты шел за нами всю дорогу, ждал меня все это время, хороший, умный волк, — я глажу его по жесткой шерсти и постепенно успокаиваюсь, на какую-то минуту забывая обо всем, что случилось.
Наконец, когда хоть какие-то силы возвращаются ко мне, я подползаю к мертвой Плантине и с огромным трудом переворачиваю
— Думаю, она тебе больше не пригодится, как и твои сапоги.
Я накрываю накидкой едва дышащую Клем и шепчу ей на ухо:
— Мы выберемся отсюда, подруга, мы им всем еще покажем, я тебе обещаю. Только держись.
Она, не размыкая век что-то бормочет в ответ, но расслышать я не могу.
Теперь она не умрет, по крайней мере от холода, теперь есть надежда на спасение. Я еще не знаю как, но я что-нибудь придумаю, обязательно.
Я выдергиваю из камней застрявший в них стилет Плантины и осторожно разрезаю ее мантию, обнажая безобразное толстое тело. Никаких других вариантов у меня нет. Либо я сделаю это, либо замерзну здесь окончательно. Переворачиваю ее с невероятным усилием, чтобы высвободить ткань из под грузного тела, передвигая ее ближе к воде.
Перебарывая отвращение, кутаюсь в изодранную одежду старухи, чувствуя на своем теле липкую кровь, пропитавшую плотную шерстяную ткань.
— Я просила ее, я умоляла, — шепчу я, стараясь не глядеть на лежащую старуху, в темноте похожую на огромного кита, выброшенного на берег.
Меня трясет всем телом, одновременно от холода, страха и кромешного ужаса, который я испытала. Кажется, то, что я еще жива — это настоящее чудо. И если бы не труп старухи в паре метров от меня, я бы может быть даже улыбнулась своей удаче.
Я сижу на берегу не в силах шевельнуться, и смотрю на черные волны, накатывающие на каменистый берег. Они достают до трупа Плантины, словно пробуя его на язык, осторожно, пока еще неуверенно, нерешаясь пока приблизиться и утащить ее.
Согреваясь собственным теплом, и теплом волка, который теперь прижимается ко мне, я со странной отрешенностью жду, когда придет кто-нибудь еще, искать выживших. Сжимаю в руке острый стилет и обещаю себе, что моя рука не дрогнет, если будет нужно. Я уже видела смерть, и я не хочу чтобы я, или Клем, оказались на месте плантины, голова которой, при каждом следующем наплыве волн, оказывается все глубже и глубже в воде. Еще немного, и море сможет утащить ее с собой. Ведь этого же она хотела?
Спустя, наверное, полчаса, мой взгляд вдруг цепляется за судно, плывущее со стороны монастыря. Сам монастырь теперь от нас метрах в двухста, так далеко нас с КЛем забросило течением.
Я смотрю на кажущиеся отсюда крошечными весла, которые словно маленькие лапки водомерки, перебирают туда сюда, превозмогая немилосердное течение и волны.
Я вижу, как они вылавливают из воды одну из утопленниц. До меня доносятся едва слышные крики.
Кажущееся отсюда крошечным бездыханное тело утопленницы затаскивают в лодку и снова начинают работать весла.
Отползаю поближе к камням, которые будут лучше скрывать меня. Ведь если я вижу лодку, то и те, кто на ней вполне могут увидеть меня на берегу.