Измена. Право на истинную
Шрифт:
— И для меня, Или, — мягко улыбается. — Минуты считал…
Поддаюсь в его сторону, встаю на колени и обвиваю его шею. Часть воды выплескивается на пол, а рубашка Ивара промокает от моих объятий:
— Я была очень послушной и старательной, — выдыхаю в его губы. — Жрицы благословили меня, Ивар…
— Если так, — он улыбается еще шире, — то…
Он недоговаривает и въедается в губы. Решительно встает, подхватив меня на руки, и вглядывается в глаза:
— Благословили на мальчика или девочку?
— Это известно только Матери Луне.
На
— Замерзла? — шепчет Ивар и скользит взглядом по лицу.
— Да.
— Я тебя согрею.
Решительно выходит в спальню и кидает меня на шелковые простыни. Во взгляде Ивара пробегает быстрая темная тень, которая меня настораживает. Что это было? Это не нежность, не возбуждение, не нетерпение… Его глаза вновь вспыхивают огоньками и согревают меня. Краснею, когда Ивар расстегивает рубашку и оголяет мускулистый торс. Окна поскрипывают под новым порывом ветра.
Через несколько секунд я задыхаюсь под объятиями Ивара. Под густым желанием забыться в его сильных руках, проскальзывает искра страха, но жадный глубокий поцелуй прогоняет ее. Утробный рык Ивара отзывается в моей груди трепетом и мягкой вибрацией, и отдаюсь ему в его власть с наивным доверием.
Тяжело дышу, а Ивар оборачивается в белого волка, который прижимается ко мне пушистым боком, бьет пару раз по матрасу и кладет морду на грудь. Облизывается и тяжело вздыхает, прикрывая глаза. В такие минуты я пугаюсь, потому что почти не чувствую в волчьей груди человека.
— Я рядом, — ворчит Ивар. — Рядом.
— Однажды ты так в лес убежишь, — пропускаю густую шерсть на холке, прикрыв веки.
— Если только с тобой.
*** Ивар Лунный Коготь и Илина
Глава 4. Кристалл Забвения
— Я удивлена, — Гриза тихой тенью просачивается в кабинет и цепко наблюдает, как я прячу Кристалл Забвения в каменную резную шкатулку. — Я только слышала о таких камнях, но…
Поднимаю взгляд. Ее любопытство в любой другой ситуации меня умилило, но не сейчас.
— Откуда он у тебя?
Молча подхватываю бумажный нож, делаю надрез на ладони, и Гриза ежится. Кровь растекается по витеватому узору, впитывается в черный камень и раздается щелчок.
— И сработал камушек? — Гриза кусает губы и неловко улыбается. — Не злись. Это профессиональный интерес. Он, наверное, стоит целое состояние. И подобные артефакты выходят из-под рук опытных и одаренных чародеев.
— Да, темных чародеев, —
Зверь во мне рвется в спальню. Ему было мало задремать в объятиях спящей Илины. Он требует ночь, потому что соскучился, а я тут со своими камушками вожусь и беседы веду с ведьмой, от которой воняет мерзкими духами.
— Зверь лютует? — Гриза всматривается в мои глаза. — Ну и жуткий ты сейчас.
И голос ему не нравится. Вот воркование Илины он бы слушал часами, а от этой гадины уши вянут.
— Неужели у меня нет шанса с ним подружиться?
— А ты как думаешь? — хрипло отвечаю я. — Если я с ним не дружу, то ты сможешь?
— Хорошо, — она ласково улыбается, — а если не подружиться, а очаровать?
Я знаю, на что она намекает. И это уже не первый раз. Я не такой уж особенный в своей проблеме и не одному мне приходится жить со строптивым зверем. Кто-то пьет настойки, вторые вешают на шею амулеты, третьи вдыхают пары особой смеси.
— Я Альфа, Гриза, — поскрипываю зубами, — не пристало мне подобным заниматься. Одурманенный зверь — слабый зверь. И больше об этом не говори, Гриза.
Прячет руки за спину, опускает взгляд в пол и шепчет:
— Прости, — через секунду поднимает робкий взор, — я могу загладить свою вину, мой Альфа?
— Не сейчас, — глухо клокочу я и опираюсь о край стола ладонями. — Ты не видишь?
Суставы пальцев похрустывают, покрываются шерстью и ногти вытягиваются в острые когти.
— Уходи, Гриза, и без резких движений, — позвонки тихо щелкают под рубашкой. — Эта ночь его.
— Слушаюсь, Альфа, — побледневшая Гриза отступает к двери, потупив взгляд.
Я чувствую ее страх перед зверем, и его глухим рыком. Тут и оборотнем не надо быть, чтобы понять, что мое животное начало в ярости и не потерпит пререканий от тупой девки. Гриза бесшумно прикрывает за собой тяжелую дубовую дверь, и я опускаюсь в кресло.
Закрываю глаза, делаю медленный выдох и сижу в тишине несколько минут. Волк ворчит, кружит в темноте моего сознания и огрызается. Он чует опасность, но не умеет в причинно-следственные связи. Это я понимаю, что происходит и почему, а он нет. Илина пыталась бежать, хотела от него отказаться и бросить.
— Я ее вернул, — шепчу в тишине, — она в безопасности. Она рядом, черт тебя дери. Она спела тебе колыбельную, урод ты мохнатый, в нос поцеловала, за уши потискала и щеки почесала. Имей совесть.
Медленно подчиняю разгневанного зверя своей воле, направив мысли к спящей Илине. Вот она. Она в замке, целая, невридимая и умиротворенная. Нет в ее снах тревоги, подозрений, обиды и злости. Никуда она не убежит.
Когда вторая часть меня утихает, я через толстые каменные стены призываю того, кто спит в одной из дальних комнат в правом крыле над темницей. Безымянный и нелюдимый слуга, который никогда не задает вопросов и скрывает ответы. Он рожден для приказов, о которых никто и никогда кроме него не узнает.