Измена. Простить, отпустить, отомстить?
Шрифт:
Ну, повело бабу, с кем не бывает.
Надо понять и простить.
– Еще что-то, - он так и смотрел на меня снизу вверх. Голос серьезный, а взгляд откровенно издевательский.
– Грудь.
– Колесом?
– Не совсем стоит. Я бы даже сказала, совсем не стоит.
– Серьезно? Да что ж такое! Гравитация, сучка ты бессердечная, делай что хочешь, но только сиськи не губи! Доколе это будет продолжаться!
Тимур голосил, запрокинув голову к потолку, а я смеялась, так что даже выступили слезы.
–
– Я не издеваюсь, девочка, - Тимур за секунду снова стал серьезным. – А довожу ситуацию до абсурда, так же как делаешь ты.
– Просто я волнуюсь.
– Я тоже. И поверь, у меня куда больше поводов для беспокойств. Вы женщины сильно искажаете то, что мы мужчины думаем во время секса. Начитаетесь своих романов, которые одни бабы пишут для других, а потом ждете, что он будет восторгаться вашей бархатной или мраморной или алебастровой кожей.
– А он не будет?
– Конечно, нет! Все что средний мужик знает про бархат, так это что им гробы внутри оббивают. Из мрамора памятники делают. А алебастр в строительстве самая нужная вещь. Кожа должна быть мягкой, сисек должно быть в идеале две штуки, женщина должна быть живой и согласной, а остальное не ваша забота. Дальше уже мы думаем, как бы подольше продержаться, чтобы не кончить через три секунды, и при этом не включить марафонца и не стереть подружке все между ног, потому что это тоже не гуд. Чтобы вам все понравилось. А, ну и чтобы девочка не залетела. Вот набор наших мыслей, Насть. А на все остальное нам по большей части срать.
Я наклонилась и поцеловала Тимура в губы в самый разгар его тирады. Мягко обвила руками плечи, притянув мужчину к себе, слегка прикусывая язык, и застонала от удовольствия, когда он с жаром, каким только что рассказывал мне про устройство мужской психологии, кинулся целовать в ответ.
Через несколько минут мы остановились. Отстранившись от меня, Тим спросил:
– И что это было?
– Спасибо. Мне с тобой хорошо и весело.
Он непонимающе моргнул, и попытался сфокусировать на мне плывущий взгляд:
– Мне тоже с тобой весело. Но ты должна знать, что ты в край еб*нутая женщина.
– Я знаю.
– Хорошо. Иначе бы я уже ушел.
– Тимур, - тихо позвала я.
Он вздрогнул и с видом, полным страдания, прохрипел:
– Что еще?!
– Пошли в спальню.
Он не сопротивлялся. Я сама взяла его за руку. Сама отвела по коридору. Сама уложила на кровать и села сверху, так, чтобы видеть своего мужчину. Красивого, сильного и очень, очень, просто невероятно терпеливого. Наклонившись, я попыталась снова его поцеловать, но Тим перехватил инициативу и опрокинул меня навзничь, чтобы через секунду скалой нависнуть надо мной.
Шторы никто не задергивал. Свет не выключал.
Мне нравились нежные слова, которые он шептал мне на ухо.
Мне нравилось то, что не нужно притворяться.
Мне нравилось быть сверху, чувствовать, как Тим руководит моими движениями и получать удовольствие вместе с ним.
Мне нравилось, как он рассмеялся, когда наши мокрые от пота тела стали издавать совсем не сексуальные звуки.
Но больше всего мне понравилось засыпать в его объятиях. Так хорошо и спокойно мне никогда не было. Не знаю, уместно ли благодарить мужчину за качественный секс, но на всякий случая я этого делать не стала. Просто обняла в ответ и уткнулась лицом в его грудь. Волосатую, но уже такую родную.
Глава 36
– А откуда у тебя этот шрам?
Пальцы легли на бледный, давно зарубцевавшийся шрамик на плече Тимура. Тот скосил взгляд на мои пальцы, поглаживающие старый порез.
– Борьба.
– А этот?
Я сползла ниже и поцеловала такой же белый след, но только длинный и изогнутый.
– И это тоже борьба.
– А там?
– Рука сползла на живот, чуть повыше пупка. Утренний свет позволял рассмотреть Тимура целиком, каждый его волосок, каждый шрам, каждый сантиметр кожи. Целый час мы лежали в кровати и изучали друг друга.
Моя сыпь на руках – аллергия на солнце. Его прическа – результат раннего облысения и чтобы не смотреть, как постепенно теряешь волосы, Тимур просто побрился под ноль. Растяжки на моей груди появились после кормления Никиты. Треугольный след у него на стопе – раскаленный утюг, который Тимур уронил на руку, когда впервые после развода решил погладить рубашку. С тех пор он ходит в спортивной одежде, удобной и мятой, а я летом ношу тонкие рубашки и пользуюсь специальной мазью. Наши тела как карты, по которым мы считывали друг друга. Как жили, о чем мечтали, что упустили.
Сколько же дней прошло вот так, друг без друга. Когда он сгорал на работе, чтобы не возвращаться в пустую, холодную квартиру, где тебя никто не ждет. Когда я нацепила на лицо забрало из сарказма и шуток, лишь бы никто не узнал, как я ранима, как часто меня обижают близкие и любимые люди.
Он выкинул все лишнее, оставил минимум вещей, чтобы ничего не напоминало о том, как бездарно проходит его жизнь.
Я наоборот, наполнила дом, машину, работу таким количеством хлама, что все это стало походить на безвкусно украшенную елку, и за этим разноцветием я прятала свое одиночество.