Измена. Шепот желаний
Шрифт:
— Есения, завязывай херней страдать! Давай, мигом домой! Посидим, спокойно поговорим.
— Поезд ушел, Леш! Надо было вчера, но и тогда сомневаюсь, что у тебя получилось бы оправдаться.
— Я вообще не понимаю, о чем ты говоришь, — тянет муж, словно и правда не понимает. Вот же актер! Готовьте ему «Оскар»! А я закатываю глаза, бросаю остатки булки в корзину и перехожу к другим стеллажам, на автомате выбирая продукты: молоко, йогурт, яйца, фрукты, овощи.
— Да, конечно, не понимаешь! Ты у нас всегда такой честный и порядочный, а все вокруг дураки. Знаешь, Леш, я тут подумала, может, нам и правда стоит
— Есения, не вынуждай меня говорить вещи, о которых мы оба пожалеем. Я устал. Вернулся домой к жене, а…
— К той Есении, которая ждала тебя с работы с горячим ужином и выглаженной рубашкой? — зло перебиваю мужа, продвигаясь к кассе. — К той, которая верила в твою любовь и верность? Боюсь, ты опоздал, Леш. Той Есении больше нет. Она умерла, захлебнувшись в твоей лжи.
— Послушай, Есения, давай не будем рубить с плеча. Я понимаю, ты злишься, но дай мне шанс все объяснить.
Но его слова звучат фальшиво, как заученный текст. Ставлю корзину на ленту и решаю закончить этот бессмысленный разговор.
— Знаешь, а я ведь тоже устала… Устала быть удобной, послушной, прощающей. Так что иди к своей кобыле и вари ей борщи сам. Адьос, амиго!
Сбрасываю вызов и улыбаюсь кассирше. Сегодня я начинаю новую жизнь. И в ней нет места предательству и прокисшему борщу.
— Оплата только наличными, — сообщает та равнодушным тоном.
— То есть… Но у меня карта!
— Терминал не работает. Оплата наличными, — почти зевая, повторяет тетка, а я растерянно сжимаю в руке телефон, другой шарю в кармане, но кроме ключей от новой квартиры, ничего не нахожу.
— Позвольте, я оплачу? — раздается за моей спиной низкий, но приятный мужской голос.
И сразу хочу вам представить нового героя, того самого, с обложки.
Потому как следующая глава будет от его лица. Знакомьтесь:
Александр Волков, кардиохирург, сочетает в себе твердость и романтичность. В операционной он – требовательный профессионал, вне ее – мечтательный фотограф, увлеченный поиском красоты. Эта двойственность привлекает и отталкивает женщин. Волков фотографирует старые улочки, цветы, лица, стремясь найти ту, чью историю захочет узнать до конца. Его поиски любви, как властного хирурга, сквозь призму объектива – захватывающий парадокс. Случайная встреча с Есенией в супермаркете меняет его жизнь.
Глава 6 Ее номер телефона, имя и что-то еще
(Александр)
Казалось бы, что общего между кардиологом и фотографом. Абсолютно разные направления. И тем не менее, оба они – художники, только кардиолог рисует картину здоровья, а фотограф – картину момента. Оба стремятся запечатлеть нечто важное, будь то ритм сердца или мимолетное выражение лица.
Кардиолог всматривается в сложные графики ЭКГ, пытаясь разглядеть скрытые признаки недуга, так же как фотограф ищет идеальный свет и композицию, чтобы создать завораживающий кадр. Их инструменты различны – стетоскоп и кардиограф против камеры и объектива, но цель одна: уловить суть.
Во
Эти две мои сущности не враждуют, а скорее дополняют друг друга. Хирургия дарит мне остроту взгляда, умение видеть суть, отделять важное от второстепенного – качество, бесценное в фотографии. В свою очередь, фотография учит терпению, внимательности к деталям, умению ценить прекрасное в самых обыденных вещах – навык, помогающий в операционной замечать тончайшие изменения в состоянии пациента.
Каждый щелчок затвора – это своеобразная медитация, отвлечение от напряжения и ответственности, царящих в операционной. Фотография – мой способ отдохнуть, перезагрузиться, чтобы вновь вернуться к спасению жизней с новыми силами и свежим взглядом.
Я не вижу противоречия в этом дуализме. Скорее, это гармоничное сосуществование двух страстей, двух талантов, делающих мою жизнь насыщенной и полноценной. Я – хирург, дарящий людям жизнь, и фотограф, запечатлевающий красоту этой жизни. И в этом – моя уникальность.
Возможно, когда-нибудь я выставлю свои работы. Но пока это лишь личное, сокровенное, способное понять лишь того, кто умеет видеть сердцем.
И я увидел...
Я увидел ее сразу, как только силуэт незнакомки возник в дверях магазина. Промокшая до нитки, закутанная в тяжелый, словно свинцовый, пальто-халат, измученный ветром зонт зажат под мышкой. По плечам, словно темные водоросли, струились мокрые пряди, роняя обильные слезы на потемневшую ткань. И все же… на ее лице играла улыбка. Не просто улыбка – сияние истинного счастья, опьяняющей свободы.
Я увидел в ней отражение чего-то давно забытого, чего-то, что когда-то было и во мне. Это было похоже на отблеск утренней зари, пробивающийся сквозь серую пелену будничной рутины. Вокруг нее словно сгустился воздух, и все остальные покупатели, с их нахмуренными лицами и списками покупок, вдруг стали казаться блеклыми тенями.
Я застываю, словно завороженный, не в силах отвести взгляд от ее плавных движений меж стеллажей. Взгляд скользит по полкам, торопливый, но ищущий, а рука, словно сама по себе, грациозно извлекает продукты, бережно укладывая их в корзину. И вдруг, мерное жужжание пронзает тишину, исходя из кармана ее пальто.
Я не двигаюсь, притворяясь, что изучаю замысловатые символы на упаковке макарон.
Незнакомка достает телефон, и в этот миг тень недавнего прошлого на мгновение омрачает ее лицо. Улыбка гаснет, уступая место мимолетной боли, от которой, я уверен, ее сердце начинает биться чаще. О, я это знаю слишком хорошо...
Я узнаю этот взгляд, эту мимолетную тень скорби, что умела так искусно прятаться за маской безразличия. Это было отражение моей собственной души, израненной и уставшей. Неужели и она несет в себе этот груз?