Измена. Танцы на осколках

Рэйн Анна

Есть небольшое ликование в душе, что теперь не я одна на стороне преданных. Разница только в том, что она, скорее всего, об этом не знает. И Марк ее в известность, конечно же, не поставит.

На душе отвратительный привкус от ревности к человеку, который тебе пробрался под кожу, но которому ты не нужен. Но я понимаю, что по-другому и быть не могло. И я сама виновата в том, что покупалась на все дешевые провокации моего мужа и чуть подороже — его брата.

В приемной тоже стоит кофемашина. Бросаю папку на стол, хромаю

к ней. Делаю два американо. Хочется подойти и этот горячий кипяток Марку на брюки выплеснуть, а Римме в лицо.

Внезапно я слышу, как голоса за дверью становятся громче. Разговор переходит на повышенные тона. Я стою у кофемашины и стараюсь разобрать, о чем речь, но не понимаю ни слова.

И что делать? Заходить? Нет?

Беру два блюдца с чашками и останавливаюсь возле двери. Вроде затихли. Толкаю створку и шагаю внутрь.

Натыкаюсь на внезапно появившуюся передо мной Римму. Она выбегает из кабинета и, мне кажется, плачет. Останавливаюсь, пытаясь избежать столкновения, но Римма врезается в меня плечом так, что я отшатываюсь.

Из чашки выплескивается кофе, обжигая мне пальцы. Вскрикиваю, роняя чашку и от моего движения падает и вторая, обжигая меня снова.

Безмолвно втягиваю воздух, потеряв дар речи от боли.

Марк тут же вскакивает с места и в считанные секунды оказывается рядом. Я снова вижу, как его глаза мгновенно меняются — из холодных и равнодушных они превращаются в обеспокоенные.

Тот самый человек, который явно мне дал понять, что я — объект его игры, теперь проявляет заботу, будто ему есть до меня дело, и я не знаю, как на это реагировать.

Почему именно сейчас, когда я уже решила, что не могу ему доверять?

Он подхватывает меня на руки, сажает на диван, достает лед для виски и сжимает на нем мои обожжённые пальцы. Обнимает их своими ладонями и дует на них.

— Отпусти, — всхлипываю.

— Тише, тише, — шепчет он, и его губы осторожно касаются кончиков моих пальцев. Это прикосновение такое нежное, что я не могу удержаться — слёзы начинают катиться по щекам.

Почему я чувствую такую слабость перед ним? Я должна быть сильной, должна держать дистанцию, но не могу. Всё, что я чувствую сейчас, — это смесь боли, обиды и желания оказаться в его объятиях.

— Марк, пожалуйста, не трогай меня, — шепчу, не в силах перестать плакать. — Мне есть разница, понимаешь?

Пытаюсь выдернуть руки, но Марк лишь крепче сжимает их.

— Я не хотел причинить тебе боль, — тихо говорит он.

Несмотря на то, что его слова звучат искренне, я не могу поверить ему. Эти слова, вместо утешения, лишь усиливают мои страдания. Зачем он говорит это сейчас?

— Но ты уже сделал это, — улыбаюсь сквозь слезы и, наконец, вырываю руки из его ладоней. — И продолжаешь делать. Не трогай меня, у меня есть муж.

— Муж, которого ты к себе не подпускаешь, — щурится Марк.

— Сегодня же это исправлю!

* * *

Вечером

родители настаивают на семейном ужине. После всего, что произошло, это выглядит подозрительно. Не хотят ли они устроить публичную порку? Я уже ничему не удивлюсь. В извращенном видении мира этой семейки, я — белая ворона, от которой слишком много проблем.

Принципиально перед окончанием рабочего дня захожу к Максиму в кабинет. Предупредительно стучу и, получив разрешение, вхожу. Макс один и — о боги — работает. Я даже не сразу понимаю, что мне кажется странным. Потом отмечаю — он трезв и бодр.

Видимо, тоже уже знает об ужине и просто держит себя в руках. Или это родители после моего внезапного бунта ему сделали внушение?

— Ты захватишь меня домой? — уточняю, не рискуя проходить дальше порога и оставаться с ним один на один.

— Что такое? Разонравилось с Марком засиживаться? Не удовлетворил? — равнодушно отзывается он, не отрывая взгляда от бумаг.

— Тебе нет равных в дедукции, — не выдерживаю и зло хмыкаю, но тут же прикусываю язык, потому что Макс все же поднимает на меня взгляд. Тяжелый, темный и какой-то плотоядный.

Требуются невероятные усилия, чтобы не передернуться.

— Родители будут ждать нас на ужин, ты в курсе? — стараюсь перевести тему в более нейтральное русло.

— В курсе, — Макс снова опускает глаза на бумаги, но потом все же бросает взгляд на часы. — Минут через тридцать поедем.

— Тебе помочь с документами? — уточняю и не понимаю, зачем мне это нужно. Меня начинает ломать при приближении этого человека, как при температуре, я не могу долго находиться с ним в одной комнате. Дернуло же за язык!

Макс вскидывает на меня удивленный взгляд и пару секунд разглядывает так, будто впервые увидел.

— Помоги, — отталкивается он от стола, встает и идет ко мне. Я было шарахаюсь в сторону, но он всего лишь берет стул, стоящий возле двери, и несет к своему столу, кивает мне на него.

Сажусь и склоняюсь над документами. Макс объясняет мне, какие цифры ему диктовать и мы начинаем быстро вносить данные в компьютер. Это очень странно — сидеть с ним рука об руку безо всякого напряжения. Мы просто работаем. Как коллеги, без каких-либо других смыслов.

Вся работа занимает около часа. Заканчиваем. Макс выключает свет и мы спокойно выходим из кабинета, хотя я то и дело ожидаю какого-то удара в спину.

Немного задерживаемся к ужину, поэтому Макс ведет машину довольно быстро. Молчим. За всю дорогу не произносим ни слова.

Когда машина останавливается возле дома, я открываю дверь, но Макс опережает меня. Он подхватывает меня на руки, игнорируя мои протесты, и несёт в дом.

— Отпусти меня, Макс, — шепчу, чувствуя, как вспыхиваю от неловкости. Меня несет на руках мой официальный муж, а я готова провалиться со стыда.