Измена. Тайный наследник
Шрифт:
— Ничего, мы не делали ничего, — взвизгивает Гарли, просто нашли ее с проломанной башкой в пустыне. Мы охотились и Чивс увидел ее. Нам стало жалко девочку и мы решили отвезти ее к тебе, чтобы ты вылечил ее.
Молодой тараторит так быстро, что я едва могу различить то, что он говорит.
Я чувствую, как на мою шею ложаться чьи-то пальцы.
— Сердце бьется, — задумчиво говорит Иос, лица которого я по прежнему не вижу.
Он осторожно поворачивает мою голову и я слышу шумный вдох, который он издает.
— Ее не спасти, она потеряла
— Пожалуйста, — слышу я настойчивый голос Чивса, — ты должен попробовать спасти ее.
— Я тебе ничего не должен, охотник, — Уезжайте, откуда явились и больше здесь не появляйтесь. В следующий раз я буду стрелять без разговоров.
Я слышу отдаляющиеся шаги Иоса.
— Она оказалась в пустыне не просто так. Она не может умереть, мы ехали пять часов, и она все еще жива. Пожалуйста, хотя бы попробуй помочь ей.
— Все, что я могу — похоронить ее, по-человечески, остальное не в моих силах.
Я чувствую, как меня снова поднимают и кладут на холодную землю.
—- Осторожнее, — говорит Иос, — вы бы не хотели, чтобы с вами так обращались, даже если бы были мертвыми. Подложите ей под голову что-то мягкое. Я побуду с ней, пока она не отдаст богу душу.
Я чувствую, как теплая мягкая рука иоса поправляет мои волосы. Его голос звучит успокаивающе.
— Камень, — пытаюсь сказать я.
— Что?
— Камень, верните его, — говорю я делая невероятное усилие, чувствуя, что это очень важно, но не понимая почему.
— О чем она говорит?
— На ней была цепь, — спешно говорит Чивс. Может быть она говорит о ней.
— Скромное украшение, и об этом она думает в последние минуты жизни? Что ж, я похороню ее с этой цепью, — говорит Иос с тяжелой скорбью в голосе. — Теперь убирайтесь отсюда. Пусть время сделает свое дело. Пусть отсчитает последние минуты ее жизни в тишине.
Глава 35
Постепенно все звуки затихают. Больше не слышно дребезжащую повозку и мягко ступающих по земле собак. Я не слышу лая гончих и недовольного бормотания Чивса, подгоняющего их. Все, что теперь слышится — это шорох ветра в ущелье и мое собственное неровное дыхание, которое я сама едва различаю за медленным стуком собственного сердца, отдающегося гулом в ушах .
Все, что сейчас владеет мной — это непреодолимое чувство жажды. Она даже сильнее, чем боль в голове, резко дергающая меня с каждым ударом моего сердца .
— Пожалуйста, дайте воды, — слышу я свой собственный хрип.
— Что? — спрашивает Иос, склонившись надо мной, и я наконец могу видеть его лицо. Черные волосы и короткая борода с проседью, взгляд темно-зеленых глаз смотрит с жалостью и вниманием, которое, кажется, обращают лишь на безнадежно больных, находящихся при смерти.
Я думаю о том, что стоило бы попросить его не смотреть на меня так, словно
— Воды, — снова пытаюсь я дать ему понять, что меня мучает смертельная жажда.
Едва он это слышит, его лицо, только что заслонявшее небо, исчезает и он отходит.
Спустя нестерпимо долгую минуту я, наконец, чувствую, влагу у себя на губах. Понемногу, маленькими глотками я пью воду, которую вливает мне в рот Иос, и с каждым этим глотком ощущаю, что прибавляется сил.
Иос смачивает в воде какую-то тряпицу и вытирает холодной водой мое лицо.
— Ты красивая, — говорит Иос, глядя на меня, — жалко, что жить тебе осталось совсем недолго.
Я хочу возразить, что умирать я совсем не собираюсь, но предпочитаю поберечь остатки сил.
— Ты чем то похожа на мою Лану, только волосы у нее были черные, как вороново крыло, совсем не такие, как у тебя. Она тоже умерла и я похоронил ее, так же, как похороню сегодня и тебя.
— Я буду жить, — найдя в себе силы, шепчу я.
— С такими ранами, как у тебя, не живут, девочка, — вздыхает Иос.
Я закрываю глаза, не в силах больше смотреть на его лицо и на этот взгляд.
Я не должна умереть здесь. Нет, этого не случится.
— Ей было всего двадцать четыре года, пне думаю, что сильно меньше, чем тебе. Она любила петь песни и мастерить птиц из дерева, которое я добывал специально для нее. Я любил ее больше жизни. Любил, как солнце любит небо. Как звезды любят ночь. Но они забрали ее у меня. Ее и моего сына. Я был рядом с ней, когда она умирала, и ничего не мог поделать. Я держал ее за руку, смотрел точно так, как сейчас смотрю на тебя, зная, что надежды нет.
— Жена? — спрашиваю я на выдохе.
— Да, прошло уже тридцать лет, а я чувствую это так, словно все случилось вчера. Знаешь, говорят, что время лечит, но, кажется, оно лишь калечит.
Он берет мою руку в свою и принимается что-то тихонько напевать, низким убаюкивающим голосом.
Я слушаю его песню и чувствую, что постепенно погружаюсь в забытье. Неясные образы выплывающие из моих воспоминаний будоражат меня, воскрешают в памяти лица людей, чьих имен я не помню, картины мест, где я никогда не бывала.
Очнувшись вновь, я чувствую, что пение Иоса стихло, но он продолжает держать мою руку.
— Камень, — говорю я, чувствуя, что мне нужно вернуть цепочку с камнем, которую с меня сняли. Я чувствую, что это важнее всего остального. Важнее воды, важнее даже, чем мое собственное прерывистое дыхание.
Он внимательно прислушивается и, наконец, разобрав мой шепо , кладет мне на грудь камень на цепочке.
— не могу поверить, что ты все еще жива, -- говорит он удивленно.
Как только камень касается моей груди, я чувствую, что в голове начинает немного проясняться. черный морок, который почти полностью заволакивал мой взгляд, теперь начинает рассеиваться и я с удивлением для себя самой осознаю, что чувствую себя гораздо лучше.