Измена. Я больше не буду тряпкой
Шрифт:
Но ее узнаю сразу. Слишком хорошо запомнила эту женщину, только потому что она была с Колей.
— Просите, — она говорит очень тихо, голос нежный, очень приятный. — Я могу вам чем-то помочь?
Она очень красивая, утонченная, лицо приятно рассматривать, глаза искрятся карим, теплым светом. Странно… но замечаю некую схожесть с Колей. Понимаю, почему он ее выбрал.
Вопреки всему у меня нет к ней негатива. Не ощущаю его и в свою сторону. Есть в ней нечто такое, необъяснимое, что
— Меня завтра выписывают, — зачем-то говорю.
Едва удается закрыть рот, чтобы не сболтнуть лишнего.
— Так это же хорошо, домой поедете, — отвечает с очень мягкой и нежной улыбкой.
Вздрагиваю, словно по мне разряды тока пустили.
Дом… теперь это слово означает ад.
— Счастливая ты, — в глаза ей смотрю.
Хочу найти там отражение этого самого счастья.
Я ведь один раз познала лживую любовь Коли. Представляю, какой невероятной она может быть, если настоящая.
А эту женщину он не обманет. Он не растопчет ее. Боль скручивает сознание. Ощущение, что в голове вспыхивает пожар, адское пламя пожирает меня, но не дает забвения. Оно будет мучить меня столько, сколько буду дышать.
Так многое хочется сказать этой женщине. Странный и необъяснимый порыв становится еще сильнее. Киваю ей и ухожу. Пока еще есть силы.
Он нашел свое счастье… Он там… на высокой горе, купается в лучах солнца. Все верно.
А я осталась в своем болоте и мне необходимо из него выбираться самой.
Утром на телефон приходит новое сообщение от Глеба:
«Если ты не поняла, я не шутил. Смерть отца и сестры будет полностью на твоей совести».
Его разозлило мое молчание. В каждой написанной букве чую дикую ярость. Глеб в таком состоянии способен на все.
Глава 14
Вместе со страхом во мне просыпается и злость. Он хочет перекрыть мне кислород, все пути к выходу. Жажда поиздеваться, поставить меня на колени, у него слишком сильна, нутром ее чую.
Надо скорее заканчивать дела в больнице и уходить, пока Глеб не явился собственной персоной. Думаю об этом, направляясь в кабинет врача. А открыв дверь, первое что вижу — его довольную рожу.
— Здравствуй, солнце! Готова к выписке? — мурлычет слащаво. — Я уже все формальности уладил. И далее ты будешь в моих надежных и заботливых руках. Обещаю, беречь тебя как зеницу своего ока.
Первое желание — плюнуть ему в лицо, второе — расцарапать физиономию до крови… потом мысли становятся еще более кровожадными, ненависть к мужу поднимается на несколько градусов.
— Где врач? — спрашиваю, рассматривая кабинет в надежде увидеть еще кого-то кроме этого гада.
— Зачем он нам дорогая? Я твой доктор, твой друг, твой
— Чушь! — отталкиваю его руку, которой он хочет дотронуться до меня. — Довольно комедий, Глеб. Я с тобой не поеду. Мы разводимся. Нам с тобой не о чем говорить.
Разворачиваюсь, хочу покинуть кабинет. Глеб хватает меня сзади, прижимает спиной к своей груди.
— Не отпущу! Никогда! Даже не мечтай! — шепчет, словно в бреду.
— Я закричу. Тут люди. Нас услышат! — вырываюсь, царапаю его.
— Скажу, что у моей горячо любимо супруги нервный срыв, на почве потери ребенка, — продолжает опалять мое ухо ненавистным дыханием. — Как ты могла, Машка! Это был наш ребенок! Я так его хотел!
— Его нет, только из-за тебя! — ухитряюсь провести ногтями по его щеке, чувствую, как разрывается кожа.
— Ты не сказала мне! Утаила! Не уберегла! — прижимает меня сильнее.
— Отпусти! Не смей меня обвинять!
— У нас будет еще малыш! Не один! — проходится руками по моему телу.
Омерзение душит, волны отвращения подкатывают к горлу.
— Никогда! — со всей силы кусаю его за руку и вырываюсь.
Он настигает меня у двери. Вдавливает в твердую поверхность.
— Не зарекайся, солнце мое. Твоя строптивость даже распаляет, — горячие губы касаются шеи.
— Вали к Анжеле! Оставь меня! Я закричу!
— А родные? Ты о них подумала? Людмиле назавтра назначена операция. Я думаю, давать отбой или… — руки сжимаются на моей талии.
Перестаю вырываться. Делаю глубокий вдох, позволяю ненависти и злости затопить сознание, они дают мне силы, не позволяют сделать шаг в бездну отчаяния, откуда нет и не может быть возврата.
Разворачиваюсь в его руках. Вглядываюсь в ненавистные голубые глаза. Он смотрит на меня странно, словно под каким-то дурманом. На щеке кровавые следы, губы приоткрыты, каштановые волосы растрепаны.
— В эту игру можно играть вдвоем, муженек, — говорю на удивление спокойно.
— Да?! — выгибает бровь.
— Конечно, — облизываю пересохшие губы. — Паулина не единственная. Я могу на каждом углу рассказывать о твоих «подвигах», о том, как шантажируешь жену, о том, какую жизнь вел, это не говоря уже о твоих делишках. Я думаю, многим будет интересно, покопаться в грязном белье владельца одной из самых успешных клиник города.
Его глаза вспыхивают так ярко, что на какой-то момент даже ослепляют. Вижу в них странное восхищение, которого не видела за всю нашу жизнь.
— Ммм… интересно, — проводит рукой по моим волосам, зажмуривается. — И твоя откровенность она стоит жизни папули и сестрицы?