Измена. Я больше не твоя
Шрифт:
Доктор рассказывает, что происходит с плодом на этом сроке, какие у него размеры, что он уже умеет делать. Боже! Он уже что-то делает! Вернее… она.
Моя малышка! Почему-то я уверена, что будет девочка. Хочу маленькую дочурку. Мне кажется, с девочкой мне будет гораздо проще, когда я уйду от Марка.
Уйду…
Еще каких-то десять дней назад, даже меньше, я мечтала, как расскажу ему о своем положении. Как он обрадуется. Как мы вместе пойдем на приём к врачу. Я представляла, как во время УЗИ он будет сидеть рядом, смотреть на экран, а потом на меня. Счастливый,
Я просто насмотрелась сопливых мелодрам.
В жизни, оказывается, всё иначе.
Пока ты носишь его ребёнка, он развлекается с какими-то…
Ненавистные слёзы…
– А вот нервничать вам совсем нельзя. Вы сейчас подумали о чём-то плохом, и сразу у малыша сердцебиение усилилось, он беспокоится.
– Она… пусть будет она.
– Пока еще непонятно, кто. Но если вы хотите узнать, то…
– Нет, я просто… вы сказали, сердцебиение? А я могу… послушать?
– Конечно…
Тук, тук, тук, тук, тук… Так громко и так быстро!
Это самый лучший звук, который я слышала в жизни.
Сердце моей девочки.
Снова слёзы, но на этот раз от счастья! Моя кроха! У неё будет все самое лучшее! Самое-самое! И она будет счастливой…
Врач выписывает мне витамины, подробно рассказывает о том, как я должна питаться, что нужно чаще гулять.
– И никаких стрессов. Вы меня поняли?
Неужели? Разве так бывает?
Доктор смотрит серьёзно.
– Знаете, в каком-то фильме было… герой вот так руку поднимал, а потом опускал резко и говорил – ну и… чёрт с ним. Вам руку поднимать не надо, а вот фразу запомните. Ну или можете говорить – бог с ним. Смысл один. Наплюйте на всё. Вот вообще на всё. Думайте только о себе и ребёнке.
Прекрасный совет на самом деле.
Мы возвращаемся в палату бабушки, охранник, провожающий нас от кабинета главврача, даже не подозревает, где мы были и что делали.
У меня дрожат руки, бабушка замечает это, берет мои ладони в свои.
– Тебе действительно надо успокоиться. Вот прямо сейчас бери себя в руки, если хочешь, чтобы с твоим малышом все было в порядке.
Я не понимаю, как мне это сделать. Сказать – очень просто.
– Я хочу. Не получается. Я… не могу. Там, в этом доме… Не могу.
– Если бы можно было тебя сюда положить. Но как? Сыграть нервный срыв?
– А если Марк поймет? Он не дурак.
– Я бы так не сказала…
– О чём вы с ним говорили?
– О том, как сильно он тебя любит, – бабушка смотрит на меня, словно изучает, сканирует, хочет понять, что для меня эти слова. А они для меня – боль. Только боль.
– Если он так сильно любит, зачем же он?
Снова чувствую подступающую к глазам влагу. Нельзя плакать, нельзя.
– Успокойся, твоей вины тут точно нет, а он… вляпался по полной и запутался. Он поступил как полный… чудак, конечно. И проучить его точно нужно.
– Проучить? Я хочу с ним развестись! Мне… меня тошнит рядом с ним, ненавижу!
– Как это всё знакомо. Ладно, если хочешь не видеть – я это устрою. Главное, не переживай. Всё получится. Мне только нужно немного времени, чтобы всё подготовить. А ты
– Я не могу. Не смогу долго. У меня нет сил, я не могу его видеть больше… Я… я…
– Добрый вечер. Скоро Новый год, Аля, желания должны исполняться. Не можешь меня видеть – избавлю тебя от себя, правда, ненадолго. Мне срочно нужно уехать. Командировка. Я хотел полететь с тобой, но вижу, что лучше тебе остаться.
Марк выглядит усталым и измученным. Мне его совсем не жаль. Ненавижу.
И…
Боже, ну почему всё так? Почему? Как же мне хочется, чтобы ничего не было! Чтобы я сейчас могла подбежать к нему, прыгнуть в объятия, рассказать о малыше, показать фото первого УЗИ, видеть его счастливые глаза, чувствовать ласку, нежность, вкус поцелуев, слышать сбивчивый горячий шепот признаний.
– Люблю, Аленький, так сильно люблю…
Неужели это всё? Неужели больше никогда не будет?
Если бы я знала, что желания на самом деле исполняются! Вот только потом, когда это случается, ты понимаешь: они не были самыми заветными.
Думаю об этом, когда мёрзну одна на пустой продуваемой всеми ветрами остановке, и понимаю, что у меня получилось…
Глава 24
Отпусти её, отпусти, отпусти…
Ты же понимаешь, что это правильно! Хотя бы сейчас. Когда ты…
Когда ты проиграл. Просрал свою жизнь, в унитаз спустил.
Да-да, Златопольский, только ты… Больше никто.
Виноватых искать бесполезно. Бесполезно искать оправдания.
Ты проиграл. Опять.
Нет, можно сказать, что это твой первый крупный проигрыш, что таких эпичных провалов в твоей жизни еще не было. Но ты же знаешь, что это не так?
Разговаривать с самим собой не лучшая идея. Психотерапевт наверняка быстро поставил бы мне диагноз.
Плевать.
Сижу в кабинете, листаю ленту фото в галерее. Аля, Алька, Аленький. Она, везде она, только она.
Моя девочка. Маленькая, сладкая моя девочка, в которую я провалился сразу.
Охренел. Сам себе не верил. Сначала думал – ерунда, я просто маюсь дурью. Просто хочется чего-то… другого.
Чистого, невинного, непорочного.
Я ведь и не поверил сначала, не «проинтуичил». Просто вокруг давно не было ничего настоящего. Игра. Игра, чтобы получить куш. Маски, притворство, куклы.
Поэтому и решил, что вот это чудо в мокром насквозь сарафане – тоже тщательно разыгранное представление. Она ведь не могла не понимать, что стоит почти обнаженная, что там все насквозь видно? До белья и дальше? Эти острые вишенки, которые хотелось проглотить. Вообще всю её хотелось, прямо там…
И подбородок дрожащий, и взгляд потерянный, когда эта тупая овца хостес пыталась её под ливень выставить. Впрочем, почему тупая? Хостес своё дело знала. И тоже наверняка не поверила, посчитала, что девчонка играет на публику. А публика в ресторане как на подбор, с миллионными и миллиардными счетами, прожжёнными циничными взглядами. И таких вот юных, отчаянных, желающих повысить социальный статус, найти «папика», продать невинность подороже – видали.