Измена. Я ее не брошу
Шрифт:
— Молчи, просто молчи, — требую, сам к ней двигаясь, запирая. Она кулаками упирается в грудь. Дышит злобно, словно загнанный зверёк. По глазам вижу, хочет высказаться. И сама злится, что не может.
Притягиваю за руки и обнимаю, впечатывая в себя. Ника сразу же трепыхается, корпусом дёргает, бьёт, отталкивает и корябает. Раны задевает так, что рубашка опять пропитывается очередным кровотечением. Сколько во мне этой крови? Почти всю потерял, пока добирался до сюда. Но плевать, я держу её крепко. Не отпущу. Она моя. Она для меня.
—
— У меня одна Беда, — хмыкаю и шиплю, воительница впивается ногтями со всей силы в щеки. — Это всё правда, Ника. У меня нет семьи. С семи лет нет. Ты моя семья!
Ника замечает кровавые пятна и бледнеет сильнее. Ощупывает дрожащими пальцами. Дышит тяжело, с хрипом.
— Кровь, у тебя кровь, нужно остановить её, — бормочет, пытается меня раздеть.
— Сейчас врач приедет, не волнуйся. Тебе нельзя, — останавливаю её. — Просто обними, бедовая моя девочка.
— Ты знаешь? — хмурит брови Ника, сама не замечает, как охотно льнёт. Старается не задеть раны, осторожно обнимает. Носом утыкается в шею.
— О твоей беременности? — спрашиваю, кивает, задевает кожу сухими губами, а меня возбуждением кроет. — Знаю, бедовая моя.
— От Саида, — заявляет бессмертная малявка.
— Он и так на волосок от смерти, Беда, — рычу, отстраняя, одна только мысль, что моя девочка была с другим, наполняет яростью чёрствую душу.
— В медицинской карте отцом указан он. А тебя я не помню. И любовницей твоей не буду, — уставшая Ника воинственно смотрит в глаза.
— Ты не любовница, Ника. Ты моя женщина, — ладонями за щёки обнимаю, тихо повторяя, что говорил ей и не раз: — Моя и для меня, — целую в сухие потрескавшиеся губы. — И беременна ты от меня, Ника.
— И с чего такая уверенность? — вяло огрызается, независимость и обиду всё еще показывает. Хоть и льнёт сама.
— Я просто тебя знаю, — вздохнув, откидываюсь на спинку дивана. Усталость и потеря крови сказываются.
Скрип шин по гравию привлекает внимание. Напрягаюсь, отстраняю от себя девчонку и, кряхтя, поднимаюсь. Подхватываю со столика ствол. Ника испуганно замирает, заметив оружие. Прикладываю палец к губам, прося быть тихой, и медленно подхожу к окну.
Заметив Рената, расслабляюсь, убираю за пояс джинсов оружие и возвращаюсь к Нике.
— Рената помнишь? — обнимаю малышку, та головой мотает.
— Память недавно начала возвращаться. Я и тебя то плохо помню.
— Это мой лучший друг, мы вместе как-то ужинали. Он привёл хирурга, который зашьёт мои раны. Ты побудешь с ним и Саидом. А потом мы поговорим о нашем будущем. Хорошо?
— Быть послушной и дождаться тебя, — закусывает губу и краснеет.
— Да, — перехватываю за лицо и целую в губы. — Я не брошу тебя, Беда моя. Как бы далеко ни убегала, найду, догоню. Поэтому не трать силы и дождись меня.
— Ладно, — вздыхает тяжко Ника и переводит взгляд на зашедших
— Буду очень стараться, — усмехаюсь, никогда ещё эта девчонка не была столь требовательна, тверда и воинственна.
Ника сама целует в губы и, пошатываясь, уходит в компании Саида. Провожаю её взглядом и отпускаю себя. Я действительно очень много крови потерял, держался на чистом упрямстве.
Глава 16
Ника
Время, как жвачка, тянется очень медленно. Ожидание угнетает. Не умею я сидеть на месте и просто ждать в неведении. Пока нет новостей, силюсь вспомнить хоть что-нибудь ещё из нашего прошлого. Вспомнить нас с Дамиром. Не просто обрывки нескольких встреч. Но дурацкая память спрятала по коробкам самые важные события и открывает рандомно, когда ей вздумается.
— Тебе бы поспать, выглядишь ужасно, — в комнату, в которую меня проводили, заглядывает Саид и осматривает фирменным хмурым взглядом.
— Скоро там закончат? — спрашиваю, спрыгивая с полуторной кровати.
— Даже если закончат, он в отключке будет до утра, как минимум, — бурчит и разворачивается.
— Почему ты не сказал мне, что он живой? — выпаливаю в спину удаляющегося здоровяка.
— Мне нужны были твои настоящие эмоции, если бы нас поймали, — отвечает он, — Поспи, Ника. Ночь будет долгой.
— Спасибо, Саид, — вздыхаю, комкая покрывало.
Бугай, кажется, не слышит, просто уходит, а я возвращаюсь в кровать. Укрываю ноги, обнимаю соседнюю подушку и смотрю на ночное небо, виднеющееся в окне. Несмотря на волнение и тревогу, я всё-таки проваливаюсь в беспокойный сон.
Просыпаюсь на рассвете и, не выдержав этого ожидания, иду искать себе компанию. Спускаюсь на первый этаж и останавливаюсь, пытаясь вспомнить, где находилась та большая комната. В потёмках плохо ориентируюсь в незнакомом доме.
Кое-как, методом открывания всех дверей, я всё же нахожу нужную комнату. Её полностью закрыли брезентом, чтобы, наверное, создать стерильную среду. В центре установили стол, он весь в крови. А в железной чашке три пули. Зажимаю рот, давлю всхлипы, просто не представляю, как он живым остался, ещё и меня удерживал с тремя огнестрельными ранами в теле.
— Они в смежной комнате, — раздаётся за спиной усталый женский голос.
Разворачиваюсь и, проследив за пальцем, киваю.
— Спасибо, — шепчу, смаргивая глупые слёзы.
Женщина никак не реагирует на благодарность, собирает в дорожный чемодан свои инструменты. Я же, облизнув губы, отодвигаю в сторону брезент и захожу в импровизированную палату.
Останавливаюсь на пороге, слегка стушевавшись. Потому что кроме Дамира тут Саид и Ренат, которого я совершенно не помню, зато он меня помнит. Мужчины смотрят новости по маленькому телевизору.