Измена
Шрифт:
Дарси шагала по тротуару, представляя, что она ему скажет и что Сэм ей ответит. А что он может сказать? Будет все отрицать? Примет ее обвинения? Может быть, он примет и ее? Может, все еще есть надежда? Может быть, когда они встретятся лицом к лицу, они покричат друг на друга, а потом бросятся друг другу в объятия? Может быть… Даже думать об этом забудь, черт побери! Дул крепкий ветер, и Дарси замерзла. Это так глупо. Зачем я это делаю? Почему не могу остановиться?
Впереди уже показался дом Сэма, когда она вдруг почувствовала, что у нее все лицо залито слезами и что она уже готова разрыдаться.
«Только
Нужно пробудить в себе рассудительность и разум. Нужно сказать себе: «Что было, то было, но теперь это все позади». Нужно сказать себе: «У меня неприятности, и мне необходима помощь». А потом нужно принять эту помощь, Дарси. И даже лечиться, если нужно. Такое переживаешь не ты одна. Ты в этом совсем не одинока.
Дарси прислонилась к дереву и дала волю слезам.
— Боже, я уже говорю, как Барбара Рэй, — прошептала она.
Не успела она это сказать, как увидела Барбару Рэй собственной персоной. Она шла по улице навстречу Дарси, а потом свернула к дому Сэма.
Боже правый! Сначала Дарси подумала, что это галлюцинация. Но все остальное вокруг казалось вполне обычным и реальным. Это была Барбара Рэй, настоящая Барбара Рэй, направляющаяся к Сэму домой в девять часов вечера.
Зачем?
Кровь застучала у нее в висках. Там происходит что-то, что не идет в сравнение с ее собственными страданиями. И это придало Дарси смелости сделать то, на что она никогда раньше не решилась бы. Когда Барбара Рэй входила в дом, она бросилась за ней. Пригнувшись возле двери, она протянула руку и поймала ее до того, как та успела захлопнуться.
— Сэм, я давно хотела обсудить с тобой одну вещь.
Как всегда радушный, Сэм предложил ей напитки, кофе, чашку чая. Но Барбара Рэй хотела как можно скорее покончить со всем этим.
— Если у вас какие-то финансовые проблемы, вы знаете, что я всегда готов помочь чем могу, — сказал Сэм.
— Я знаю, вы очень великодушный человек, и я всем сердцем благодарна вам. Но на этот раз я пришла не по поводу финансирования.
Сэм устроился напротив нее в гостиной, казавшись непринужденным и раскованным в своей голубой рубашке с короткими рукавами и коричневых джинсах.
— Сэм, у меня такая работа, что люди рассказывают мне о самых разных вещах. Иногда они ищут у кого-то сочувствия, иногда им просто необходим совет. Я всегда стараюсь выслушать и, если можно, помочь. Что нужно, я стараюсь им дать.
Сэм кивнул головой и улыбнулся.
— И насколько я знаю, у вас это хорошо получается.
— Иногда мне приходится слышать вещи, которые относятся скорее к области чувств. И хотя я не священник, многие мои прихожане относятся ко мне именно таким образом. Они приходят ко мне, как они бы пришли к католическому священнику, чтобы исповедаться и получить отпущение грехов.
— Которое, говорят, очень полезно для души, — сказал Сэм. Он слегка наклонился вперед. — К чему весь этот разговор, Барбара Рэй?
— Мне представляется, что многие из этих бесед следует сохранять в тайне, как это предписано священникам, психиатрам или врачам. Все услышанное мной предназначено только для моих ушей и не может быть предано
Сэм, казалось, был совсем озадачен. Он неотрывно смотрел на нее, но не произносил ни слова.
— Проблема состоит в том, что в отличие от католического священника я не приносила клятвы хранить тайну исповеди и не руководствуюсь церковной доктриной. В некотором отношении это создает мне дополнительные трудности, когда мне приходится решать, как поступить в соответствии с моим нравственным долгом. Я должна также учитывать: что бы мне ни говорили, это может оказаться лишь одной гранью очень запутанной истории. Например, человек может поведать что-то, чего не было на самом деле, искренне считая, что это правда, а на самом деле — просто плод его воображения. Предположим, это все же правда. Но я не могу поклясться, что мне сказали правду. Самое большее, что я могу, это вынести свои собственные суждения, основанные на моих представлениях о характере людей, которые беседуют со мной.
— Я все это хорошо понимаю, — сказал Сэм, — но я не совсем понимаю, что вы хотите всем этим сказать.
— Я хочу сказать, что один человек признался мне кое в чём, касающемся вас, Сэм. Я не знаю, правда ли это, честно говоря, тогда мне было трудно в это поверить. Но это было очень важно, а позже приобрело еще большее значение. Я много месяцев мучилась вопросом, не лучше ли было в данном случае нарушить мой обет молчания, и я по-прежнему колеблюсь, следует ли мне нарушить его теперь.
Сэм встал и отошел к окну. Через несколько мгновений он повернулся, и выражение его лица было абсолютно спокойным.
— Не могли бы вы выражаться поконкретнее, Барбара Рэй, потому что я не имею ни малейшего понятия, о чем вы говорите.
«Ну давай же, говори», — приказала она себе.
— Перед смертью Франческа Кэролайл призналась мне, что у нее была внебрачная связь, из-за чего она мучилась, испытывала чувство вины. И своим любовником она назвала вас, Сэм.
Его глаза сузились.
— Меня? — недоверчиво протянул он.
Барбара Рэй отметила про себя его открытый взгляд, спокойные руки и эту вспышку непритворного удивления. Или он в самом деле удивлен, или у него артистический дар.
— Она мне так сказала и чувствовала себя особенно виноватой из-за того, что вы были лучшим другом ее мужа.
— Надеюсь, что это так, — сейчас он будто бы немного оправдывался, но Барбара Рэй вынуждена была признать, что это могло быть и в случае, если бы обвинение оказалось ложным. — Мы с Мэтом знакомы еще по колледжу, а Франческу я знал с еще более ранних пор. Спать с ней было бы подлейшим предательством дружбы с моей стороны.
Барбара Рэй кивнула.
— Но есть причины полагать, что у нее был с кем-то роман. И странно то, что полиции так и не удалось установить личность ее любовника. Можно понять, почему он предпочел остаться в тени. Если бы он не сделал этого, его, возможно, включили бы в список подозреваемых. Но удивительно то, что, несмотря на все усилия не только полиции, но и частных детективов нанятых Мэтом, не удалось обнаружить никаких следов ее любовника.