Изменить судьбу
Шрифт:
– Э! Эй ты! Ну-ка стой! Стоять, кому сказал!
Я прошёл мимо него. Он попытался схватить меня за одежду, неудачно, конечно, чуть не навернулся. Снова заблажил:
– Э-э! Ты куда! Стой утырок! Я кому сказал!
Я шёл неспеша, завернул за угол и остановился. Здесь было больше растительности и меньше окон. Кусты закрывали практически весь обзор. Вскоре из-за угла вывернул Дима и наткнулся на меня взглядом.
– Вот ты и попался! Ну чё! Давай раз на раз! Я без формы, видишь? Не зассышь? Давай! Я в десанте служил, щас разделаю тебя.
«Блять, вот откуда столько десантников на душу населения?
– Дима, а что, у тебя без насилия уже не встаёт? Обязательно самоутвердиться надо? – я отклонился, пропуская мимо себя бренное тело, потерявшее равновесие после богатырского удара в пустоту. Дима врубился в кустарники, повис на них, кое как встал.
– Дима, тебе-бы врачу показаться. Психиатру. У тебя, похоже, с кукухой проблемы – я снова отошёл в сторону, провожая Димину тушку глазами. На сей раз его полёт остановил ствол дерева.
– Дима, ты бы сел, посидел, а лучше, иди домой, полежи. А-то вот так врежешься в дерево башкой, и умрёшь уставшим – Дима прислонился спиной к стволу дерева.
– Я тебя всё равно достану.
– Так я и не убегаю никуда. Хочешь достать – всегда пожалуйста.
– Светка – моя! Ты понял! – заблажил он опять.
– Ты у неё-то хоть спросил?
– О чём? – он, походу, реально не догоняет, что у девушек, вообще-то принято согласие спрашивать.
– Да, говорить с тобой бессмысленно – я развернулся и пошёл на остановку.
Глава 12
12.
Утром во вторник, ещё шести не было, проснулся с ощущением, что не сделал что-то важное и необходимое. Это ощущение не давало покоя, зудело и мешало сосредоточиться на чём-либо. Прошёл на кухню, не понятно зачем, опёрся руками о стол, посмотрел вокруг, выглянул в окно. Ощущение неудовлетворённости мешало думать. По какому-то наитию отставил ноги назад и сделал несколько отжиманий от поверхности стола. Мышцы загудели, появилось чувство какой-то радости, неудовлетворённость пропала. «Ля, так вот чего не хватало-то!» - подумал я и пошёл одеваться на пробежку.
Проснулись родители, им на работу.
– Чего вскочил в такую рань? – мама вышла из комнаты и увидела меня, одевающегося.
– Пойду побегаю, - я подошёл к ней и обнял её, - с добрым утром, мам.
– И тебе с добрым утром – мама снова странно посмотрела на меня – что-то ты изменился, Славка. У тебя всё хорошо?
– Да нормально всё. Просто рад тебя видеть.
Из комнаты вышел отец, хмуро посмотрел на нас, прошёл в кухню
– Пап, с добрым утром!
– отец не ответил.
Бежать было легко, сделал двадцать кругов на школьном стадионе, подошёл
Сделал несколько подходов на отжимание. Турники были уже свободны, но парни не уходили, стояли возле них кружком, вполголоса разговаривали. Подошёл к турникам, запрыгнул, повиснув на самом высоком.
– Э! Занято!
Я начал подтягиваться.
– Занято, сказано! Спрыгнул быстро!
Закончив на пятнадцатом повторении, я спрыгнул с турника. Ссориться не хотелось. Наоборот, была какая-то умиротворённость.
– Парни, ну вы-же не занимаетесь, турники пустые. Чего наезжать-то?
– Тебе что не понятно? Сказано «занято» — значит занято! - парни не выглядели агрессивными, только один, вот этот, который наезжал, как будто специально себя заводил. Остальные молчали неодобрительно. Но и не мешали. Типа солидарность.
– Ладно, ухожу – сказал я и пошёл к шестам.
– Там тоже занято! Э!
Я развернулся и подошёл к нему. Настроение стало портиться. Вот надо-же так насрать в душу сутра пораньше.
– У тебя проблемы? – спросил я, подойдя к «оратору» вплотную.
– Это у тебя проблемы, чухан!
– Сеня, да ладно тебе, ну занимается парень, чем он тебе помешал? – попытались успокоить его парни из их компании.
– А хули он тут вы%бывается!? – Сеня уже распалил себя так, что начал подпрыгивать. Я попытался успокоиться.
– Сеня, давай с тобой подтянемся кто больше. Проиграю – уйду, слова не скажу.
– Да ты и так сейчас убежишь, сука!
– Сеня уже дёргался в мою сторону, и только парни из его компании тормозили его, держа за руки.
– Парни, - обратился я к ним, - я проблем не хочу, но турники не куплены. Хотите драки – будет драка, я мешком работать не буду. Хватит всем.
– Да Сеня, бля, заткнись и успокойся! – повысил голос один из компании, - Слава, ты занимайся, я этого придурка сам успокою, - он снова повернулся к «оратору» - Сеня, бля, захлопнись, или я захлопну.
Сеня притих. Я присмотрелся к парню. Нет, вроде незнакомый.
– Мы знакомы?
– Да, к Палычу вместе ходили. Только я бросил с полгода назад.
– Блин, всё равно не узнаю.
– Я – Паша Гущин. Не вспомнил?
– Н-нет, честно говоря. А чего бросил?
– Да тяжело, блин! С трени еле приползал, а у меня ещё две сестрёнки. Они хоть и большие уже, да всё равно контролировать надо. Тётка всё не успевает.
И я вспомнил его. Паша появился у нас на ОФТ где-то через полгода после открытия секции. Отличался немногословностью и упрямством. Про него говорили, что у него родители погибли в аварии, и они, трое детей, остались одни. Сёстры были двойняшки, по тринадцать им вроде сейчас. Их взяла к себе родная тётка, в целом, неплохая женщина, но она жила одна, работала, и времени у неё на детей не всегда хватало. Ему сейчас семнадцать, осенью, в ноябре исполнится восемнадцать и под осенний призыв он не попадёт. Уйдёт в армию весной. А ещё месяцев примерно через десять вернётся домой в цинковом костюме.