Изменяя прошлое
Шрифт:
— Я не просто уверен, я жажду скорее свалить отсюда навсегда. Ты как хочешь, Пастор, но я такого шанса упускать не собираюсь.
***
Николай Александрович Сурков на работу сегодня не вышел, еще утром позвонил в НИИ и сказал, что на работу не придет, а почему — объяснит потом. Он не стал слушать ответ на свои слова, просто прервал связь, а потом вообще нажал на «самолетик», предотвращая любые попытки связаться с ним. Он просто сидел в гостиной своего домика в Подмосковье, смотрел в окно и пил уже третью банку пива, заедая сушеными кальмарами из пакетика и вспоминая тот день из своего прошлого, когда он чуть не погиб. Спасла его тогда чистая случайность или, если это называть иначе, — чудо. Известно же, что случай — это второе имя Бога. Раньше люди честно называли происходившие с ними странные события, такие как невероятные
Доморощенный психолог Пастор, вспомнил вдруг Николай (и как-то незаметно переключился в своих мыслях на тот давний спор с ним), называл это «культом единоличника» и следствием десятилетиями навязываемого понимания «прав человека», когда права конкретного долбоящера или любой истеричной сучки (его слова) ставятся выше прав семьи, общества, государства, в общем — когда личное оказывается намного важнее и главнее вообще всего, что существует. Когда твоя никчемная жизнь начинает провозглашаться высшей ценностью, когда какое-то чмо вдруг заявляет, что оно теперь среднего рода, и при этом все обязаны такое решение уважать. Когда мужчины все больше отворачиваются от женщин просто потому, что их до отвращения задолбали постоянные капризы и выносы мозга от этих «высших существ» (по их собственному убеждению, конечно), и все чаще обращают заинтересованное внимание друг на друга. Когда «богом» становится личное мнение полоумного блогера или блогерши, а государство становится на защиту такого положения вещей, то это означает только одно — грядет страшное. Что доказано историей неоднократно, но кому это интересно в обществе «иванов, не помнящих родства»? Однако рано или поздно «восстание мужчин» неизбежно, если палку перегнут слишком сильно, а это, кажется, неизбежным. И это будет страшно, когда мужчины скажут: "Вы долгие годы убеждали нас, что мы агрессивные животные, столетиями унижавшие женщин? — Ок, мы этими животными станем, просто потому, что вы нас достали».
— Это ведь всегда продавалось, как восстановление равенства возможностей, — разошедшись, вещал тогда Пастор, усевшись на любимого конька. — Более того, длительное время казалось, что действительно речь идет лишь о «выравнивании правил игры», типа — создадим общие для всех правила, а дальше уже каждый, основываясь на этих правилах, побеждает или проигрывает в зависимости от личных качеств, умений, профессионализма и т. д. И это, кстати, очень даже отзывалось в нормальном мужском характере — справедливость, соревновательность в равных условиях. Но сейчас до нового поколения мужчин, наконец, дошло, что ни о каком честном соревновании не идет и речи, что это замена одного угнетения на другое угнетение, теперь — женское. К примеру, возьмем спорт. Женщины физически слабее мужчин, значит, говорят нам сегодня, надо предоставить женщинам гандикап — то есть, уравнять возможности. И здесь мы имеем дело с подменой понятий, поскольку, если сильному спортсмену урезать возможности для того, чтобы его победил слабый, то сразу же теряется сам смысл состязания. Зачем стараться, тренироваться, если для того, чтобы победить, надо просто быть женщиной, лучше черной, а еще лучше — черной лесбиянкой.
Пастор перевел дух и продолжил:
— Смотри, Николай, так создано Богом ли, природой ли, или Богом при помощи законов природы, им установленных — неважно, главное, это просто биология, и от нас никак не зависит то, что только женщина может родить и выкормить того, кого родила, а ребенок первые годы сильно нуждается в матери, — нам никуда от этого факта не деться по чисто биологическим причинам. Но неожиданно женщины стали кричать о том, что это величайшая несправедливость, более того, мужчины обвиняются в таком положении вещей. И все это следствие той самой погони за «равными правами», а сейчас уже в этой борьбе за права женщин даже сама женственность объявлена реальным злом, потому что традиционная женственность — это, якобы пережиток подчиненного положения женщин, и она даже хуже, чем самая отвратительная маскулинность. Это следующий этап борьбы за «равные права». Пока у нас это не очень заметно, больше в женских разговорах, но все ведь с запозданием переходит к нам оттуда, из-за западного «бугра». И, ты понимаешь, что следствием когда-то написанных и подписанных прав человека постепенно становится то, что идеальным
— И все это базируется только на одном, — Пастор хлопнул ладонью по столу, — на добровольном согласии мужчин. Их убедили в том, что равные права — это справедливо, ведь поначалу все так и выглядело.
— Подожди, Пастор, — помнится, возразил Сурок. — Не понимаю, если дошло до такого, то в чем здесь выгода женщин?
— Как в чем? — В том, что они постепенно становятся главным клиентским классом для патрона-государства, который на каждом этапе этого движения все больше получает от этого патрона, если взять римскую аналогию, хлеба и зрелищ, — пожал плечами тот, — когда при прочих равных, преимущество отдается человеку «правильного» биологического пола, а теперь уже и гендера. А закончится это, вот увидишь, все равно тем, что женщины, как бы это сказать…, — он пощелкал пальцами в воздухе, — реализуют все свои страхи, вот! Если ты отказываешься от равноправных отношений, где каждый реализует свою, данную от Бога биологическую природу, делает свою часть общего дела, а не пытается «играть на чужом поле», то в результате рано или поздно ты получишь агрессию, насилие и унижение. Просто потому, что все вот эти «игры», они уже были, например, в древнем Риме. Давай я тебе зачитаю цитату из Катона, римского патриция, жившего в самый расцвет Римской империи, когда Рим победил всех своих врагов и в эпоху полного благополучия в нем стали происходить похожие, если не сказать — идентичные современным, процессы.
Пастор полез в тумбочку, достал потрепанный томик и, открыв закладку на нужной странице, процитировал:
— «Победив всех своих врагов, республика на мгновение расцвела, а потом стала умирать. Обычно власть женщин усиливается вместе с богатством общества, поскольку, когда желудок полон, он оставляет поле любви и похоти. С того момента, как женщины становятся вам равными, они становятся вашими хозяевами. Женщины добились свободного управления своим приданным, они разводились со своими мужьями и сомневались в целесообразности рождения детей в эпоху перенаселенных городов и империалистических войн». Конец цитаты.
Пастор поднял глаза на Сурка:
— Это написано еще до нашей эры, а словно про сегодняшнее общество! Помнишь, чем все это кончилось?
Николай неуверенно пожал плечами.
— Падением империи под напором варваров на Западе, и завоеванием мусульманами на Востоке. У тех и других были самые что ни на есть, как сейчас говорят, традиционные ценности и порядки, построенные, условно говоря, на «Домострое». И поверь, Коля, этим все закончится и для Европы. История, как известно, повторяется, причем — циклично. Нет ничего нового под солнцем, — утверждал еще автор Книги Экклезиаста.
Николай тряхнул головой, отгоняя неуместные воспоминания и удивляясь тому, зачем он сейчас об этом вообще вспомнил? Но, как это ни удивительно, воспоминания сии подтолкнули к действию. Он решительно взял лежавший на столике рядом смартфон и запустил иномирную программу. Последними его словами были:
— К дьяволу этот современный мир! Хочу назад, в СССР, к нормальным бабам и мужикам!
Как только он это сказал, тут же его тело обмякло в кресле. С минуту ничего не происходило, потом физик захрипел, выгнулся, телефон выпал из его рук, и тело обмякло. Если бы рядом был врач, он констатировал бы смерть.
А ровно через пять минут из телефона на полу потянулась струйка дыма, потом внутри что-то тихо грохнуло и уникальный прибор словно бы потек, в конце превратившись в однородную и постепенно застывающую массу из пластика и разрушенных микросхем.
***
СССР, 198… год
Проснулся Коля оттого, что кто-то тряс его за плечо и орал прямо в ухо:
— Подъем, Сурков, труба зовет!
Он открыл глаза и увидел над собой ухмыляющееся лицо Сани Рыкова, командира их студенческого стройотряда:
— Вставай, вставай, Коля, машина через десять минут уходит!
— Какая машина? — не понят тот.
— Ну, ты даешь, сам же вчера весь день просился в город, — вот, я договорился, тебя довезут, а к вечеру захватят обратно. Просыпайся давай!
— Нет, я не поеду! — испугался Коля, и увидев недоумевающий взгляд командира отряда, добавил:
— Горло болит, сил нет, какая тут поездка! Потом как-нибудь.
— Точно? — переспросил Рыков.
— Век воли не видать! — вырвалось у Коли.