Изменяя прошлое
Шрифт:
Саня заржал и хлопнул Суркова по плечу:
— Ладно, тогда сейчас иди в колхозный медпункт. Пусть тебя осмотрят и что-нибудь выпишут, горло там полоскать или таблеток каких. Не хватало еще тебе разболеться, хватит с нас Леонтьевой. Понял?
— Понял, — ответил Коля и проводил глазами уходящего Рыкова. После чего сел на скрипучей железной кровати с тонким матрацем и огляделся. Точно! Это же сельский клуб, в который их стройотряд заселили на первом курсе. Впрочем, стройотряд — так, громкое название, по сути, их курс просто загнали «на картошку», что было обычным делом в СССР того времени. Помогать собирать урожай в колхозах и совхозах по всей стране в сентябре ехали все школьники старших классов, учащиеся ПТУ и техникумов, студенты ВУЗов, и даже некоторые служащие
Выходит, все получилось? Интересно, как определить, в каком они мире и что это: очередной скачок в свое прошлое или обещанное тем полковником возвращение в молодость? Если последнее, то он, выходит, только что изменил свою судьбу. Тогда, на первом курсе он поехал на колхозной «буханке» в ближайший городок, чтобы закупиться…, а чем надо был закупиться? черт, да неважно это сейчас!
Коля мотнул головой. Главное, что они тогда попали в аварию: водителю ничего, а Коля сломал ногу. Это в его реальности, а, как сказал полковник Рябинин, в их реальности он разбился насмерть. И если это все же параллельный мир, то судьба изменилась. Сурков вслушался в себя и каким-то образом понял, что это он настоящий, а не внедренная на время психоматрица из будущего. А как только понял это, так на него накатила такая мощная эйфория, что Коля упал спиной на постель и громко, с надрывом, со слезами из глаз захохотал. Он снова молод и полон сил, вся жизнь впереди, а еще у него есть бесценный опыт, которого сейчас нет ни у одного из сверстников. Насчет знания будущего он усомнился, пока неизвестно, как пойдет здесь история, но если учитывать, что полковник был из альтернативной Российской Федерации, а сейчас вокруг страна с названием СССР, то будущее должно быть очень похожим. И это знание открывало перед Николаем Сурковым просто удивительные возможности.
***
СССР, август 1979 года.
— Ну, племяш, смотри, что я тебе привез, — и дядя Вова, брат отца, достал из большого зеленого брезентового рюкзака красивый пластмассовый автомат.
— Спасибо, — смущенно пробормотал Андрей, но в глазах его полыхнул восторг. Такого автомата ни у кого из знакомых мальчишек нет, но он уже видел такой у какого-то пацана, что гулял в парке с родителями. Увидел и понял, что без этого автомата жизни больше нет, это же настоящее чудо, он почти как настоящий! И вот теперь, принимая от дяди такой охренительный подарок, его руки дрогнули. Да и, сами посудите, как не дрогнуть: автомат был черный, на батарейках, и когда нажимаешь на курок, огонь рвется из дула, а выстрелы грохочут как настоящие!
Своим старым разумом Андрей понимал, что это игрушка, причем, довольно простенькая. Понимал, что никакой огонь из дула не вырывается, а просто загорается лампочка, расположенная на конце дула в красном пластмассовом колпачке, да и трещит автомат совершенно не так, как настоящий. Но детский разум был в полном восторге, воображение легко дополняло несуществующее, и старый разум тоже был очень доволен, ведь он совершил почти невозможное: отец жив, и теперь будущее его семьи, а значит, и его собственное будущее изменится, он верил — к лучшему.
Нечай переместился позавчера вечером, а уже ночью, сбежав из дома, перебрался через старый забор автопредприятия, на котором работал отец, и ржавой трубой расхреначил служебный «Москвич», так что кузов теперь, если и подлежал восстановлению, то дело это не быстрое, а значит, отец никак не сможет поехать на этой машине встречать дядьку. Еле убежал от сторожа, но это уже неважно.
А утром, отправившись в школу, на самом деле дождался за углом, когда уйдет на работу мама (отец уходил раньше), вернулся домой и достал из серванта ключи от гаража-ракушки, в котором стояла их собственная (вернее, отцовская) машина, и острым ножом проткнул все колеса, постаравшись сделать разрезы такими широкими, что, скорее всего, придется родителям покупать новые камеры, да и шины. А это совсем не так просто в нынешнее время, не то что в будущем, — здесь и сейчас это страшный дефицит.
Да,
В результате отцу пришлось ехать в Москву на автобусе, обратно они с дядькой приехали на электричке, усталые, но живые!
И Андрей с улыбкой от уха до уха прижал к груди подаренный автомат. Взрослые смотрели на него и тоже улыбались, даже не подозревая, чему на самом деле так радуется ребенок.
***
СССР, 1 сентября 1988 года.
Я подошел к зданию средней школы №1 имени В.И. Ленина и, остановившись, оглянулся на школьный сад, который только что пересек по тропинке, протоптанной сотнями ребячьих ног. Сад, конечно, был совершенно запущенным и не таким классным, каким помнился мне из прошлой моей ранней юности. Но это был настоящий школьный сад моего детства, и как здорово, что он пока еще есть, потому как я теперь знал: в будущем его полностью вырубят. Впрочем, до этого еще далеко, и мир вокруг пока совсем другой.
Я посмотрел на старый щербатый асфальт дороги, отделяющий сад от школы, и улыбнулся: да, асфальт здесь советский, ужасный, но отчего-то милый сердцу, а движения по дороге почти нет, в сравнении с тем, что будет здесь через несколько десятков лет. Зато страна называется СССР, и это одна из двух мировых супердержав, у руля почти совсем не причмокивающий Брежнев, править которому еще целых четыре года. Четыре спокойных года, когда казалось: так будет всегда, что страна успешно развивается, а к двухтысячному совершенно точно наступит коммунизм. Да что там, к двухтысячному! Конечно, гораздо раньше, ведь год двухтысячный — это такое далекое будущее, когда мне будет аж, тридцать семь лет, а какая жизнь в таком возраст, сами подумайте? Жалко, конечно, что к тому времени я буду таким старым, ведь это же наверняка будет такой интересный мир…
Поймав себя на этой мысли, я улыбнулся: тридцать семь — старый? — Какая чушь, тридцать семь — это еще почти молодость, мне ли не знать? Юный мозг немного удивился такой мысли, но мы уже почти совсем слились с этим молодым телом, скоро мой старый разум полностью встанет у руля.
Я, наконец, перешел через дорогу и влился в толпу своих одноклассников, бурно делящихся рассказами о прошедшем лете, ведь многие не видели друг друга почти три месяца, а в этом возрасте это еще пока целая куча времени! Мы все подросли за лето, изменились, я посмотрел на девчонок и подумал: Господи, они же еще совсем дети! Но тут же эта старая мысль ушла, и взгляд вновь стал заинтересованным, подстраиваясь под эмоциональный фон юного тела: девочки из нашего класса тоже выросли, и бугорки у них на груди стали заметнее. Я вдохнул полной грудью чистый воздух: как хорошо быть молодым!
Подошли Седой с Джином, пожали руку, сзади навалился Данила — Вовка Данилов со своими шуточками. Сразу вспомнилось: умрет в сорок два, спившись к тому времени до состояния полупарализованного инвалида, но сейчас еще молодой, здоровый и веселый. Посмотрел на Джина — Саню Федорова, тот тоже не дотянет до полтинника, и тоже по той же причине. Седой — тезка Андрюха Гринкевич вроде бы в шестьдесят был еще жив. Но все это будет еще очень нескоро, а пока мы только восьмиклассники, и в этот раз я собираюсь закончить восьмилетку на отлично, перейти в девятый класс, и сразу получить среднее образование. Потом, понятно, Литинститут и я не я буду, если не стану членом еще советского Союза писателей, чтобы к развалу империи уже сделать себе хоть какое-то имя. А главное, я знаю, о чем писать, я знаю жизнь, самые разные ее стороны. Я знаю психологию людей, знаю, кто как себя поведет в будущем, знаю, какие книги будут популярны, какие жанры. Пожалуй, надо будет сразу поступать не на поэзию, а на прозу, но до этого еще целый три класса школы, на сегодняшний день у меня есть дело поважнее.