Изнанка Реальности
Шрифт:
(Голос замолкает на мгновение, словно прислушиваясь к тишине, а затем с новой силой извергает желчь):
А вы? Чего расселись тут, как придурки на похоронах? Думаете, сейчас появится фея с волшебной палочкой и все исправит? Думаете, старик воскреснет и продолжит рассказывать вам сказки? Да ни хрена! — Голос хрипло смеется, — Он свое отыграл. А вы… вы теперь сами по себе. Предоставлены сами себе. И знаете что? Вам даже понравится.
(В его голосе сквозит что-то похожее на зависть, а может, просто усталость):
Свобода…
(Долгая пауза, в которой слышно лишь тяжелое дыхание. Затем голос звучит тише, словно говорящий сам с собой):
Интересно, что он хотел написать… В чем заключался этот… его гениальный замысел? Что он хотел сказать этим… — Голос обрывается, — Да пошло оно все к черту! Мне плевать!
(В голосе снова появляется злость, но на этот раз она направлена не на читателей, а на самого себя):
Не буду я ничего заканчивать! Не буду я ничего дописывать! Не буду я плясать под вашу дудку! Старик умер — и его сказка вместе с ним! Все! Конец!
(Голос обрывается, и наступает тишина. Но теперь это не просто тишина — это тишина пустоты, тишина безысходности. Тишина, в которой больше нет места ни надежде, ни отчаянию. Только… ничего.)
Раздумия...Раздумия
(Раздается скрип двери, лязг металла, приглушенные шаги. Затем – сухой, раздраженный голос):
Какого хрена так долго? Я тут не чай пить собрался.
(Слышится ответ – глухой, безэмоциональный):
Процедура. Не нравится – не убивайте пять человек сразу.
(Смешок – короткий, злой):
Скучно было. А так хоть развлекся.
(Снова тишина, нарушаемая лишь шарканьем ног и шорохом одежды. Затем — стук стула и звук садящегося тела.)
Ну что, приехали? И где моя… палата? Или что у вас тут? Камера? Звучит как-то… не гостеприимно.
(Снова бесцветный ответ):
Пока что — одиночка. Потом посмотрим. Зависит от вашего поведения.
(Издевательский смех):
Моего поведения? Да я сама любезность! Просто иногда… немного увлекаюсь.
(Тишина. Затем — более тихий голос, словно говорящий сам с собой):
Пять… Интересно, это рекорд? Или кто-то умудрялся делать больше?
(Вдруг в его голосе появляется что-то новое — удивление, смешанное с… любопытством):
Эй, а что это за хрень? — Голос становится ближе, словно говорящий наклонился к чему-то. — Да это же… мой ноут! Вы что, решили надо мной поиздеваться? Или это такой… тонкий намек?
(Снова тишина. Затем – щелчок клавиши и тихий шепот):
Что у нас тут? Ага… это… оно. Стариковские бредни.
(Слышится шуршание страниц, затем голос
«Тьма ‘Гнилой бочки’…», чёрт, ну и слог! «АХАХАХАХА…», — голос срывается на смех, — Что это такое? У него что, припадок?
(Чтение продолжается, сменяясь кашлем, бормотанием и внезапными приступами смеха. В голосе постепенно появляется что-то новое — понимание, а может быть, даже сочувствие):
«Да, старик умер… оставив эту дуру…» — голос замолкает, — «А он прав. Дура — это всё. Полная. Но… в этом что-то есть».
(Снова тишина. Затем — чей-то голос, уже не принадлежащий тому, кто убил пятерых. Это голос, подслушивающий их разговор из-за стены, из-за угла, словно он сам — часть этой недописанной истории):
“Им действительно кажется, что здесь безопасно? Что я их не слышу? Что я не знаю, что они задумали?”
(Снова возвращается голос убийцы. И на этот раз он читает вслух): «Гребаные клоуны». «Клоуны?»
(Звук чего-то падающего, топот, вскрик) (На линии тишина)
(Долгая, давящая тишина. Слышно лишь приглушенное дыхание, скрип пружин старой койки и отдаленные звуки тюремной жизни: перебранку заключенных, лязг ключей, шаги охранников. Иногда — тихий, сдавленный стон. Время тянется медленно, как патока, и каждый день похож на предыдущий.)
…
(Шепот, почти неразличимый):
Заткнитесь… Дайте поспать…
(Снова тишина. Затем – тихий, почти молящий голос):
Нет… Не хочу… Оставьте меня в покое…
(Каждую ночь — кошмары. Обрывки воспоминаний о совершенных убийствах, лица жертв, полные ужаса и боли. И — этот голос. Голос из ноутбука. Манящий, зовущий, обещающий… что? Избавление? Или еще большее безумие?)
…
(Две недели спустя. Звук шагов, приближающихся к камере. Лязг замка. Тихий голос охранника):
У вас посетитель.
(В ответ — лишь тишина. Охранник вздыхает и уходит. Через некоторое время слышится другой голос — женский, тихий и печальный):
Он не хочет никого видеть. Он ни с кем не разговаривает.
(Ответ – мужской, жесткий):
Мы сделали все, что могли. Он сам выбрал этот путь.
(Звук удаляющихся шагов. В камере снова тишина.)
…
(Месяц спустя. Звук скрежета зубов, бормотание):
Не буду… Не стану… Не заставят…
(Но с каждым днем сопротивляться становится все труднее. Голос из ноутбука звучит все громче, все настойчивее. Обещания становятся все более соблазнительными. И вот уже руки сами тянутся к крышке ноутбука, пальцы — к клавишам.)
…
(Два месяца спустя. Звук открывающегося ноутбука. Тихий, нервный стук клавиш. Затем — более уверенный, настойчивый. Кто-то пишет. Пишет, словно одержимый. Пишет, словно пытается вырваться из плена своего безумия.)