Изнанка
Шрифт:
«… Они превращаются в тварей очень медленно», – вспомнил Милавин слова Поводыря. – У кого-то отрастают клыки, у кого-то когти, но мозги работают до последнего».
– Так я это… – тут же начал заискивать азиат. – Я же добычу сторожу. Это же я его поймал.
– Молодец, что поймал, – откликнулся здоровяк. – Теперь я сам за ним пригляжу. А ты давай Фрица мне сюда позови. Скажи, чтобы срочно пришёл. Усёк?
– Усёк, – послушно кивнул людоед, но уходить не спешил. – Только это, Большак… Это же я его поймал. Мой трофей, моя
– Твой, Зубок, твой, – он тяжело уселся на бордюр тротуара недалеко от Милавина. – Я закон знаю. Ты с него пистоль и разгруз уже поимел? Вот и пальчики его от тебя никуда не денутся. Это я тебе говорю. Всё будет по закону. А теперь давай мне сюда Фрица, и поживее!
– Понял, Большак. Ща всё будет, – Зубок подобрал свой пожарный топор, что лежал на асфальте, и торопливо, едва не бегом, скрылся в переулке.
– Ну, здарова, – оставшийся людоед обратил внимание на Андрея.
Милавин коротко кивнул, разглядывая эту одутловатую, морщинистую физиономию старого бульдога с обвисшими щеками и рубленым подбородком. Маленькие колючие глазки под низко нависающим покатым лбом и короткий ёжик на макушке. Зубы самые обыкновенные, даже золотая фикса имеется.
– Как звать?
– Андрей.
– Андрюха, значит. А меня Большаком кличут. Будем знакомы, – он подтянул к себе валявшийся рядом рюкзак пленника, вскрыл верхний клапан и начал по-хозяйски шарить внутри, выкидывая вещи на асфальт. Милавин заметил, что огромная левая рука ему больше мешает, чем помогает, пользовался людоед ей неловко, как будто протезом.
– Откуда сам, Андрюш?
– От Лёхи Кукловода, – в больной голове шевельнулась робкая, трусливая надежда. Может быть, удастся запугать людоедов мамелюками. Вряд ли конечно. Но Андрей сейчас был готов хвататься за соломинку.
– Да ты чё?! – вдруг обрадовался Большак.
– Да. Он меня искать будет.
– Хе! Ну может, чего и найдёт, если сильно поторопится, – продолжал веселиться людоед. – Ты меня не пугай, Андрюш. Я сам, кого хошь напугаю.
Из рюкзака он вытащил блок сигарет, зажал его подмышкой левой руки, а правой вскрыл и извлёк одну пачку.
– Давно здесь? Среди мёртвых?
– Достаточно, – зло откликнулся Андрей, понимая, что его соломинка не сдюжила.
– Ты нормально отвечай. Тебя же по-человечески спрашивают. Пока… – неуклюже взяв пачку в левую руку, он пытался распечатать её. Вышло неудачно, Большак слишком сильно сжал упаковку своей огромной лапищей и вместо сигарет получил мятый комок картона и табака.
– Чтоб тебя, мля! – людоед отшвырнул мятую пачку прочь, потом вытащил из блока вторую и перекинул её Милавину. – Открой, Андрюх, будь человеком!
– Что у тебя с рукой?
– Да хрен разберёшь! – добродушно откликнулся он, – Началось где-то месяц назад, и чем дальше, тем хуже. Веришь – нет, трындец, как неудобно.
– Знаешь из-за чего это у тебя? – Андрей протянул
– Знаю, конечно. Не вчера родился, – правой рукой людоед извлёк зажигалку из кармана, прикурил. – Сам курить бушь?
– Не курю.
– Ну? Так давно ты здесь, у нас? – Большак с явным удовольствием выпустил струю дыма.
– Второй день, – Милавин решил не врать.
– Заметно…
– Что так?
– Запах от тебя такой сладенький, – ухмыльнулся людоед. – Аж слюну прошибает.
– А ты когда сюда попал? – Андрей пытался выстроить с Большаком дружеские отношения. Насколько он помнил, именно так психологи рекомендуют поступать заложникам, общаясь с террористами. Якобы в решающий момент террорист может передумать и не убить свою жертву. Надежда, конечно, слабая, но что ещё остаётся…
– Давно… – задумчиво протянул тот. – Сперва в посёлке жил на Ленинградском проспекте. А потом меня с дружком турнули оттуда за то, что мы жратву воровали. Ну, надо было как-то крутиться, вот мы с ним и затеялись. А как турнули, тут мы и стали людишек отлавливать. Жрать-то что-нибудь надо…
– А я здесь дочку ищу.
– Да ты что?! И сколько ей?
– Одиннадцать лет.
– Зря затеялся, – махнул правой рукой Большак. – Дети сюда не попадают.
– Я уже понял. Только Кукловод сказал, что она здесь.
– Ну, если Кукловод сказал… – на соседней улице снова громыхнул автомат. – Слышь, Андрюх, а другана твоего как зовут?
– Какого другана? – Милавин прикинулся дураком исключительно, чтобы потянуть время.
– Ну, этого! С автоматом, – он кивнул головой в сторону выстрелов.
– Чёрт его знает, – как можно достовернее пожал плечами Андрей. Он готов был сколько угодно заигрывать с людоедом, но сливать ему Ивана отнюдь не собирался. Сказать имя, вроде бы безобидная малость, но с этого всё начинается.
– Врёшь.
– Не вру. Он ко мне от Кукловода прилепился. Я решил вдвоём безопасней.
– Что же вы не познакомились? Он-то знает, как тебя зовут. Кричал же «Андрей, давай!». А ты, говоришь, его знать не знаешь. Враньё, – Большак затушил окурок и улыбнулся пленнику, сверкнув золотым зубом. – Тебе, Андрюш, не стоит мне врать. Тебе со мной лучше дружить, может, и проживёшь подольше.
– Насколько дольше?
– Там видно будет.
– А как же ваш закон? Ты ведь этому, как его… Зубку обещал.
– Обещал. Только закон я сам и придумал. Могу задвинуть, если надо. Ну так, как его зовут?
Несколько секунд Милавин молчал, прежде чем ответить. Наконец, вытолкнул из себя с каким-то злобным торжеством.
– Не знаю.
Пусть идут к чёрту все психологи вместе со своими советами, он больше не станет заискивать перед этим чудовищем!
– Вот как? – снова улыбнулся людоед. – Значит, не выйдет у нас с тобой по-хорошему… А жаль. Ты мне даже нравиться начал.
– Ну да, аж слюну прошибло.