Изнаночные швы времени
Шрифт:
На работы ушло два дня, которые княгиня с Гостиславой провели под охраной Феликса и Нормана в доме настоятеля одной из церквей, а на третий, с утра, Олег отправился на городской рынок. Муром дважды был разграблен во время нашествия Батыя, но затем присутствие епископской кафедры, защищенной ордынским ярлыком, дало городу возможность ожить и сохранить какую-никакую торговлю.
На рынке нашлись сарафаны, подходящие княгине по размеру. Олег купил их, а затем Анна Данииловна сама в сопровождении Гостиславы и Нормана отправилась тратить деньги. Впрочем, на ее вкус подходящего не нашлось, за исключением пары ковров да нескольких бочонков яблочного вина, так что к спущенной на воду ладье она явилась не в особенно хорошем настроении. Зато Норман был доволен: в лавке возле епископского двора он с величайшим изумлением обнаружил пергамен и купил весь запас, что был у купца.
Время текло размеренно, пока на городскую пристань не прибыл большой хлебный караван из Рязани. Вернее, пока хозяин одной из пришвартовавшихся
Шурик насторожился: известна была версия, что этот князь, попавший в плен к монголам в 1237 году в коломенской битве в первое Батыево нашествие, выехал из Орды в 1252-м не один. Феликс собрался было спровадить говорливого купца подальше, но Шурик остановил товарища и получил новую порцию информации: вместе с рязанским князем шел из монгольских кочевий и владимирский, тоже с ярлыком на княжение. И что еще важнее было, решил владимирский князь, по словам рязанца, в пределы иных земель не заходить, а отправился прямо к Новгороду Низовской земли 98 .
97
Олег Ингваревич Красный (ум. 1258) – великий князь рязанский, местночтимый святой.
98
Новгород Низовской земли – название Нижнего Новгорода на самом раннем периоде его истории.
Имени владимирского князя купец не знал, и неудивительно: что ему до соседских дел. Но Шурику даже два и два не нужно складывать, чтобы понять: возвращается из Орды Александр Невский. И конечно же, он понял, что именно в тот момент, когда они будут проплывать по Волге мимо Нижнего в сторону Городца и дальше, к Ярославлю и Твери, там и окажутся весьма недружелюбные люди. Шурик немедленно бросился к Олегу, который пытался вербовать гребцов в традиционном для этого месте – у ближайшей к пристани церкви.
Дело это было непростое, поскольку Олег честно говорил, что возвращаться нанятым из Новгорода придется самим, а такая перспектива пугала почти всех, хотя плата сулилась немалая. В конце концов согласились плыть только четверо, а это было то же, что и ничего.
Олег осознал грозящую опасность с полуслова, поэтому отплыли они немедленно, полагаясь только на ветер. И следующие четырнадцать часов ладья разве что не летела – яхтсмен в Олеге выложился полностью. И скорость эта дорогого, как выяснилось, стоила. Феликс в одиночестве сидел на носу под предлогом, что ему нужно не переставая молиться Николаю-угоднику ради свежего ветра, поддерживал связь с Квирой. Когда на горизонте показались валы и башни Нижнего Новгорода, он отложил икону-коммуникатор в сторону, подошел к Олегу и шепнул на ухо:
– Обогнали. Еле-еле обогнали. Трубачи Невского в ворота входят.
Олег молча взял его за руку. Феликс принявший этот жест за знак благодарности, отстранился и удивленно посмотрел на напарника: мне-то за что спасибо? Но в следующую секунду он был подтянут к рулю ладьи, его хлопнули по плечу: работай давай! Олег лег около мачты и мгновенно уснул, успев подумать: «А собаки-то как надрываются в Нижнем. Точно чужаки в городе».
Его не будили, поэтому он открыл глаза, чувствуя себя совершенно отдохнувшим и в хорошем настроении. Когда же Квира доложила, что по реке погони нет, хотя Невскому уже доложили и о бегстве княгини из Владимира, и о ладье, отплывшей из Мурома, то стал просто счастлив. То, что они удачно проскочили Нижний, показалось ему хорошим знаком. Единственной проблемой были аккумуляторы для иконы-коммуникатора – их заряд иссякал.
Он сказал об этом Квире, а она, подумав, ответила, что будет поддерживать вормхоул-канал открытым со своей стороны, а коммуникатор на ладье пусть работает в спящем режиме, тогда до Новгорода должно хватить энергии. Они условились, что в случае опасности Квира или другой дежурный эпиго в ЦПХ спроецирует в поле зрения участников экспедиции условный сигнал – молнию особой формы, в виде знака зорро. Вызов на прямой контакт должен идти только со стороны Олега или его спутников.
Режим постоянного слежения совсем успокоил Олега. Теперь он мог думать о чем-то еще, кроме безопасности, и решился на социологический эксперимент, о котором давно мечтал. Суть заключалась в том, чтобы лишить человека из высшего общественного слоя привычного стиля взаимоотношений с окружающими. Разрушить ситуацию, где разница статуса определяет модель поведения всех и каждого, и создать другую, где статус – ничто. Олегу хотелось узнать, каков будет результат. Рабочая гипотеза состояла в том, что подопытный аристократ, даже если это будет самый высокомерный придурок, постепенно превратится в нормального человека. В первый же вечер, как только княгиня и Гостислава уснули, он проинструктировал спутников, что теперь следует общаться со служанкой Анны Данииловны как с обычной компаньонкой по турпоходу.
Гостиславу Феликс взял на себя. Он подстилал ей ковры, усаживая у борта, за трапезой выдавал порцию одновременно с остальными. Сам стал
Норман занимался княгиней – она по большей части проводила время именно с ним. Выспрашивала его, как устроена жизнь в других землях, сопоставляла, видимо, со своими воспоминаниями о жизни при дворе отца, иногда соглашалась, иногда удивлялась. С особенным удовольствием слушала рассказы про родственные связи русских князей и о том, у кого сколько было детей. Ей только нельзя было говорить про умерших во младенчестве или раннем детстве, тогда она начинала плакать и ее приходилось битый час коллективно успокаивать.
Олег, сидя поодаль, прислушивался к их беседам, время от времени подбрасывал полезные с точки зрения эксперимента темы, например:
– Норм, ты про Петра и Февронью расскажи.
– Ага, – кивал тот и начинал рассказ в обычной своей манере, привязывая его к известным княгине персонажам: – В тот год, когда князь Роман Мстиславич 99 , дед твой, Анна Данииловна, ходил в ляхи да и погиб там, в Муроме вокняжился Давыд Юрьевич 100 . Его отец, кстати, врагом князей из твоего рода был, Андрею Боголюбскому 101 помогал постоянно, но сейчас речь не об этом…
99
Роман Мстиславич Великий (ок. 1150—1205) – княжил в Новгороде, на Волыни, в Галиче, первый галицко-волынский князь, дважды (1201 и 1204) занимал киевский великокняжеский стол. Галицко-волынский летописец называл его «всея Руси». В 1170 году новгородские войска под его командованием разбили армию владимиро-суздальского князя Андрея Боголюбского, стремившегося ликвидировать республиканские порядки в Новгороде и подчинить его своей власти. Многократно совершал успешные походы на половцев, что на время прекратило их набеги на Русь и Византию. В конце жизни по неизвестным причинам разорвал союз всей своей жизни с польским князем Лешеком Белым и погиб в стычке у города Завихвост.
100
Давыд Юрьевич (ум.1228) – по летописным данным, княжил в Муроме (с 1205). Верный союзник владимиро-суздальских князей, участник неудачной для них Липицкой битвы.
101
Андрей Юрьевич Боголюбский (ум. 1174) – великий князь Владимирский (1157—1174). Сын Юрия Долгорукого и дочери половецкого хана Аепы. Его прозвище не имеет отношения к религиозности и происходит от названия резиденции близ Владимира-на-Клязьме. Убежденный сторонник принципа самодержавной власти и отношения к княжеству как к собственности князя, постоянный противник южнорусских князей. Изгнал из владимиро-суздальских земель большинство родственников и многих местных бояр. В 1169 году совершил вместе с половцами и союзными северовосточными князьями поход на Киев, который подвергся небывалому до тех пор разграблению. Аналогичный поход на Новгород закончился для его войск катастрофой (1170), как и вторая большая южная экспедиция (1173). После длительного конфликта с боярами и нескольких казней был убит заговорщиками. Канонизирован Русской православной церковью в начале XVII века.
Потом следовала придуманная по заказу митрополита Макария 102 в XVI веке сказка про православных святых Петра и Февронью, чьим прообразом были князь Давыд и его супруга Евфросиния. История про князя, болевшего проказой, которого вылечила девушка из простонародья, дочь бортника-древолаза. Про то, как он разменял власть на женитьбу на ней. Про то, как супруги всю жизнь жили счастливо, умерли в один день и даже после смерти не захотели быть порознь – наутро оказались в одном гробу.
102
Макарий (ок. 1482—1563) – Михаил Леонтиевич, митрополит Московский и всея Руси (с 1542). Имел большое влияние на Ивана IV Грозного в первый период его царствования, входил в Избранную раду (неформальное правительство, 1549—1560), избежал опалы после ее ликвидации. На Стоглавом соборе Русской православной церкви эффективно противодействовал нестяжателям, выступавшим против церковно-монастырского землевладения и в целом «богатой церкви». До репрессий второго, опричного, периода правления Грозного не дожил.
Княгиня, кстати, сильно нахмурилась, когда Норман, пересказывая эту историю, упомянул, что, вылечившись в первый раз, князь отказался выполнить обещание в благодарность жениться на Февронье. А когда он дошел в рассказе до того момента, что после этого болезнь вернулась к Давыду, она погрозила кому-то невидимому пальцем: нечего, мол, девушек обманывать, поделом. Ближе к концу рассказа захлопала в ладоши: очень понравилось ей, что князь не согласился с требованиями муромских бояр, желавших, чтобы он «отпустил» жену-простолюдинку и уплыл с ней из города, оставив на время престол вакантным.