Изоляция. История болезни
Шрифт:
Клэр уже почти привыкла к новой жизни, успела проникнуться симпатией к некоторым своим подопечным и яркой антипатией к другим: встречались невыносимо вредные бабки, ежедневно испытывающие терпение и силу воли девушки.
Нелегко было и мужчинам. Дед Тойво всегда просил надеть ему пиджак. Всю жизнь проработав директором крупной фабрики, имея три сотни человек в подчинении, основатель благотворительного фонда для детей, он привык быть на виду и не терпел треников и свитеров. Дед Тойво носил катетер для мочи, который был пристёгнут к спинке инвалидного кресла и противно булькал при движении. Как ему было стыдно! Однажды Клэр неуклюже
– Не переживай, милая, – тут же принялся утешать девушку её старый друг.
Дед Пекка играл на гармони. Он был завидный кавалер, бабули охотились на него, занимали очередь на танцы. У Пекки вместо ноги была палка, а на глазу бельмо. Зато в другом – молодецкий задор и любовь к жизни.
Роува Синника изводила Клэр на обедах.
– Киселя принеси. Нет, кваса.
– Я просила кисель, ты глупая, что ли?
– Уже расхотела, принеси хлеба ещё, чёрного, верхнюю горбушку.
– Что это за помои? В меню написано «подлива».
– За что я вам деньги плачу?!
Клэр старалась обходить её столик стороной.
Каждый выживал как мог. Роува Эва выбрала другую тактику. На все свободные деньги она заказывала маленькие шоколадки в тёмно-синих обёртках с разными вкусами и раздавала их тем, кто ей помогал. Клэр было неудобно брать шоколадки от бабули, но она брала. И ела тут же, в подсобке, заедала стресс.
Большинство старушек старались задержать сотрудников у себя в комнате разговорами, им было очень скучно и одиноко. Но Клэр убегала под предлогом работы. К Эве она ходила бы и без шоколадок. Эта старушка получала наслаждение от жизни даже в свои 90 лет. Она рассказывала так красиво, что только записывать за ней успевай. Про любовь и войну, про жизнь и смерть.
– Знаешь, kultaseni 12 , когда я была самой счастливой? – спросила как-то бабуля Клэр и, не дожидаясь ответа, продолжила. – Я прожила долгую жизнь, но самые счастливые годы были во время войны.
– Как такое может быть? – девушка непонимающе присмотрелась к старушке, в своём ли та уме.
– Когда ежедневно видишь смерть, начинаешь ценить жизнь. Как мы радовались после войны! Но ещё больше – во время. Когда ещё один день прошёл без обстрела. Когда с девками стирать на берег идём, а по пути солдатик – мужчина, живой, красивый, осталось только подрасти чуть. Когда кусок хлеба, серого, с песком внутри, подарила булочница. Все голодают, а она раздаёт даром, просто оттого, что счастлива, что жива. Каждый раз, когда рушится что-то глобальное, человек снова становится человеком. Очищение случается. Давно такого не было, вам и не понять. Ты вот молоденькая совсем, 30 лет, ничего ещё не видела.
12
Kultaseni (фин.) – «моя золотая».
– Надеюсь, так и будет… – ответила поражённая такими простыми откровениями Клэр.
Смерть и без участия вируса регулярно приходила в бабкин дом. То и дело за обедом недоставало одной из седых голов. Двери дома престарелых были крепко закрыты для эпидемии, случись она тут – за неделю не осталось бы ни одного в живых. Стариков болезнь не щадила.
Клэр
За два месяца работы смены Клэр ни разу не выпадали на воскресенье. Но двое из её коллег слегли с инфекцией, и девушке пришлось выйти на работу внеурочно.
– Ну что, сегодня сауна, будет жарко, – пошутил Ярри, напарник.
После завтрака они начали.
– Первыми везём всех с пятого этажа, – скомандовал опытный санитар.
Когда все бабули, прижимающие к себе пакеты с мочалками и полотенцами, были доставлены в сауну – кто под руку, кто на креслах, кто на роллах, – процедура началась.
– Мы вместе будем их мыть? – спросила Клэр.
– А как иначе? – удивился Ярри.
– Ну, может, я женщин начну, а ты пока дедушек привезёшь.
– Шутишь? Какая разница? Кого привезли – того и моем, дедов не досталось. Ишь, скромница. Скажи ещё, что с мужиками в баню не ходила! – засмеялся Ярри.
Клэр ещё раз обругала про себя финское tasoarvo. Придумали на свою голову равноправие полов! А с сауной как оно связано? На утренние обходы ей достались женщины и двое старичков. Те были в состоянии следить за гигиеной сами. Так что Клэр впервые столкнулась с этим.
Девушка закатила двух бабуль, помогла раздеться. Эти были ещё в состоянии шутить с рыжеволосым конопатым санитаром. Тот принялся намыливать мочалки.
Клэр старалась не смотреть на ужасную работу времени, которое скрючило, сморщило некогда прекрасные человеческие тела.
Униформа прилипла к коже, резиновые галоши на ногах, казалось, дымились, от жара в голове трещало. Клэр задыхалась. Она смотрела, как механично напарник намыливает и поливает душем старушек, и видела себя словно в плохом кино.
Когда 30 бабушек высушили, намазали жирным кремом для тела, замотали в халаты и развезли по комнатам, Клэр уже валилась с ног от усталости. Пообедать не смогла. Тошнило. Перед глазами стояли сгорбленные спины, провисшая на костях кожа, сморщенные мешочки на месте грудей, растительность, ногти. Ногтей она подстригала немерено.
После обеда пришла очередь дедов. Ужинать Клэр тоже не стала.
***
На следующий день, в понедельник, в 8 утра она уже звонила в центральный госпиталь и настаивала на переводе туда, в горячую точку. Ссылалась на опыт в медучилище и прабабушку-врача, которая научила её тайнам профессии. В бабкин дом она больше не вернулась. Даже за резиновыми тапочками, которые забыла в раздевалке.
Через два месяца эпидемия добралась до дома престарелых, не пощадив ни дедушку Тойво с катетером, ни ворчливую Синнику, ни жизнерадостную Эву.
Работа в больнице была совсем другой. Сложной, нервной, но жизнь здесь не была похожа на смерть, а смерть не выглядела избавлением.
Клэр воспрянула духом и быстро стала получать удовлетворение от своей миссии, от помощи больным. Девушка уже не боялась заразиться – умереть в глубокой старости казалось ей куда более страшным. Скоро Клэр доверили помогать медсёстрам, делать простые уколы, следить за капельницами и даже быть ассистентом на простых операциях. Она попала в травматологическое отделение.