Изоляция
Шрифт:
– Спаси Христос от вашей идеальности, – отворачиваюсь в другую сторону, чтобы не сказать и ему что-нибудь матом в рамадан (он тоже наверняка оразу держит, видно по нему). – Раз уж у нас такой откровенный разговор, а моя рязанская харя – не помеха в тех местах, где в ходу вазирвола.
Нет смысла корчить из себя дурака там, где даже мне многое понятно.
– Вообще-то, светловолосых там хватает, – задумчиво сообщает он. – Если постричь коротко – так и вообще сойдёт. Ну, плюс загар.
– А
– Тоже не ноль и не так мало, как ты думаешь. Говори, что понял, быстро.
Мужик резко тормозит, берёт меня за пуговицу и пристально впивается взглядом в переносицу.
– В тех местах, где в ходу вазирвола, сменилась сельскохозяйственная политика. Бородатые культиваторов мака, как и обещали, в этом сезоне призвали к порядку со всей тамошней бескомпромиссностью: смешно, конечно, но они реально говорят, что думают. Наркоты больше не будет – они не дадут. Тот случай, когда нет худа без добра.
– И-хи-хи-и-и… Продолжай, продолжай… Ты мне нравишься. И-хи-хи-и-и…
– Посевная сорвана, урожая теперь уже точно не будет. В результате во всём регионе резко меняется обстановка, от финансовых потоков до товарных и миграционных. Вот прямо сейчас, в режиме реального времени, меняется.
– И? – он только что не пританцовывает от энтузиазма.
– Таким, как вы, всегда больше всех надо. Видимо, появляются какие-то возможности, из моего кабинета невидимые. Вы стремитесь усесться на все ранее недоступные стулья. Доклад окончил.
– Почему не хотел ехать? – его лицо за секунду из весёлого становится стальным.
– Чего это "не хотел"? Я и сейчас не хочу, – пожимаю плечами. – Потому что я не опер. Тем более – не опер вашей структуры. Что я там потерял?
– Там действительно очень краткосрочная задача, – он словно извиняется. – Ну, по нашим меркам краткосрочная. Нужен незасвеченный человек именно с теми языками, что у тебя. Ненадолго, буквально недели на полторы.
– С английским, русским и базовым немецким? – теперь моя очередь идиотски хихикать. – И с откровенно рязанским лицом впридачу?
– С фарси, пушту и чем-нибудь тюркским, – вежливо и спокойно возражает он. – Не важно, чем. При такой языковой тройке, твоя внешность там вообще будет неважна.
– Можно подумать, у вас своих людей нет.
– Незасвеченных, да под эту задачу – как раз нет. Что? У тебя опять лицо скривилось.
– Так говорят, когда нужен кто-то одноразовый.
– Ты же не опер? – дед опять с интересом косится на меня. – Почему так уверен?
– Я – не он. Но я и не сирота, у меня отец был.
– Кто?
– В деле есть. Или вам не всё дали, а только выписку?
– Всё дали, не дочитал об отце
– Зря. Там же и о моей смене фамилии должно быть. Фоминых его фамилия была.
– Ух ты. – Старик резко погружается в размышления прямо на ходу. – Так вы на разных фамилиях?
– Так получилось. Когда они разводились, я был маленький, мать из вредности мою фамилию сменила. Но отец-то меня не бросил, в воспитании участвовал.
– Ты смотри… теперь ясно, откуда диалект… "Спаси Христос" – твоя поговорка или его?
– Всех православных. В своё время в Душанбе, в госпитале, бате хирург тамошняя говорила: "Будь христианином, это нормально. Только никому не вздумай говорить, что атеист и вообще в бога не веришь". Он мне рассказал, я запомнил. Вы его что, знали?
– Заочно и неблизко, но скорее да, чем нет. Если ты – сын Фоминых, это кое-что меняет, конечно, но только в сторону моих интересов. – И дальше без перехода. – Кто ещё у тебя в отделе знает, что ты говоришь на пашто?
– Никто. И не в отделе – тоже никто. Странно вообще, что вы в курсе.
– А почему аттестоваться не стал? Процент надбавки ж за редкость солидный?
– Я не меркантилен. – Он требовательно молчит, потому добавляю. – Это личное. Не хотел разменивать ЭТО на деньги. Поначалу собирался пожадничать, но в итоге передумал.
– Почему? Твоими категориями, язык тебе не родной же? – дед вопросительно поднимает бровь. – Хотя говоришь чисто, спору нет. Как коренной. Но ты же на самом деле русский, правильно?!
– Вы что, моё дело вообще не открывали? Русский я, со всех сторон.
– Разговариваешь больно уж хорошо. Неожиданно… Я думал, акцент будет.
– Когда в три-четыре года на улице болтаешься месяцами, как все, и заняться тебе больше нечем – акценту взяться неоткуда.
– Хм, да. Фоминых же… Так почему аттестовываться не стал?
– Вашими словами: вазири мне, как вам – русский. Как родной, то есть. Не стал на деньги переводить, да и ехать к соседям за подтверждением надо было. Как оказалось.
– А у вас самих аттестации что, не было по пашто разве?
– По пашто была, а по самому диалекту – нет. Один язык же считается, если формально. Отец тогда только умер, для меня принципиально было. А мужик в секторе попался, как вы – такой весь из себя литературный и кандагарский.
– Хм…
– Зло взяло. Извините, если что не то сказал.
Аттестоваться по вазирвола я в своё время действительно не стал вовсе не из прагматичных соображений, а исключительно в память об отце. Несмотря на солидную (по моим меркам) доплату.