Изолятор
Шрифт:
– В таком случае тебе лучше преодолеть это и идти дальше.
Она захлопнула свою дверь и включила мотор. Я тоже сел.
Ну хорошо. Признаюсь, что, наверное, слишком горячо защищал Элен Чен. Но я искренне ценил то, что она меня предупредила, и одновременно ощущал себя последним дураком, потому что позволил себе догонять ее на площади. И ведь я еще и понятия не имел, как дорого ей обойдется моя неосмотрительность.
Чтобы успокоить Брук, я повторил:
– Я в нее не влюблен.
Думаю, она мне не поверила, потому что, выезжая
– В отношениях с тобой я поставила себя в уязвимое положение, Нат, а в итоге ты швыряешь мне это в лицо.
Судя по всему, под уязвимым положением она подразумевала то, что разрешила остаться у себя на ночь, а утром позволила приготовить себе завтрак. Подобная ревность удивляет.
– Дело вовсе не в этом, – заметил я.
Я рассказал ей, что прошептала Элен.
Брук на секунду задумалась.
– Ты меня смутил.
– Не смущайся. Я польщен.
Действительно, мои ощущения можно было описать именно этим словом.
– Все, хватит об этом. Давай вернемся к реальности. «Трансгеника» замешана в этой истории?
– «Трансгеника» определенно в чем-то замешана. Если, конечно, Элен говорила об этой фирме. Мне еще предстоит вычислить, это они или кто-то другой принимал участие в исследованиях доктора Тобел в области ВИЧ. Кому еще есть дело до того, что я вломился в лабораторию? И откуда об этом может знать Элен?
– Так ты считаешь, в центре всего все-таки стоит изнасилование?
– Да. В нем – ключ к делу.
– Честно говоря, мне тоже так кажется. Они проникли в твою машину, чтобы забрать пленку. Не ради же твоих шмоток!
Я улыбнулся:
– Спасибо.
Мы ехали между мягкими пологими холмами, окружавшими университет. В это время года растительность уже увядает, и в пейзаже преобладают желто-коричневые оттенки. Именно трава – а вовсе не солнце и не металл – дала Калифорнии ее название – Золотой штат.
– Все-таки вчерашний вопрос остается очень острым: почему о насилии не заявили? – размышляла вслух Брук.
– Ну, если не защищено само исследование, значит, защищен какой-то конкретный человек. Откуда нам знать? Может быть, сам Отто Фальк питает страсть к коматозным больным. Или, скажем, Ян Кэррингтон. Ты не можешь оценить фигуру того человека на пленке?
– Нет, там снято под каким-то странным углом. Думаю, он мог быть совсем не высоким.
Я на секунду задумался. Все-таки что-то не сходилось.
– Эти ребята вовсе не простаки. Почему же они не выключили камеру? Или хотя бы не вынули пленку?
– Может быть, не хватило времени. Или не ожидали коварства. Или не могли – кто-то был в коридоре. Или кто-то, участвующий в игре, хотел иметь компромат.
Ей не надо было уточнять, кто именно этот «кто-то». Скорее всего, именно Хэрриет Тобел.
Несколько ехавших перед нами машин свернули на боковую дорогу.
– Посмотри на карту, – попросила Брук.
Я посмотрел и распорядился сворачивать вслед за
– А кроме того, это был не Фальк. Это был санитар. Тот парень, который совершил изнасилование, работал санитаром.
– Или же он просто хотел, чтобы мы считали его санитаром.
71
Колонна автомобилей остановилась на краю обсаженной высокими эвкалиптами дороги. Вокруг красивыми волнами лежали холмы, а благодаря эффективной ирригации растительность здесь сохранила зеленый цвет. Эвкалипты наполнили воздух своим характерным, почти медицинским запахом.
Словно артиллерия в далекой битве, застучали дверцы машин. Небольшими группками, по два-три человека, люди стекались к старинным железным воротам. За ними высились старые и новые надгробия, в большинстве своем украшенные звездой Давида. Ярдах в пятидесяти вверх по холму я заметил кучу свежей земли. А неподалеку стоял гроб.
Поднимаясь по холму, я предложил руку какой-то пожилой женщине. Она кивнула в знак благодарности, но никто из нас не произнес ни слова. Брук шла рядом со мной. Уже оказавшись наверху, возле могилы, я осмотрелся; по всему кладбищу между надгробиями виднелись группы стариков: они безвольно, медленно двигались, словно дрейфующие во враждебном море корабли. Старая гвардия хоронила одного из своих, зная, что очень скоро придет черед следующего, потом следующего и так далее. Снова появится повод собраться, одеться в черное, грустить и горевать.
Солнце уже опускалось за деревья; снова звучали прощальные речи; снова Ларри Тобел, снова раввин. Несколько добрых слов о покойной произнес сам Отто Фальк. Выглядел он так, словно прямо ему в лицо разорвалась бомба; голос звучал так тихо, что слова едва долетали до меня. Закончив свою короткую речь, старик расплакался. Его чувства тронули меня настолько, что и мои глаза затуманились от слез. Брук взяла меня за руку.
Гроб опустили в могилу. Все, кто хотел, взяли по горсти земли и кинули на деревянный ящик. Звук земли по дубовой крышке показался слабым и каким-то незначительным, но в то же время очень горьким.
Возвращаясь к машине, я пытался стряхнуть с рук землю. Впереди рядом с Яном Кэррингтоном шла Элен; должно быть, она лишь на минутку заглянула в лабораторию. Опираясь на руку спутника, она молча плакала. На протяжении всей церемонии наши глаза так ни разу и не встретились.
Брук крепко сжала мою руку.
– Тебе надо с ней поговорить.
– Не здесь.
– Конечно, не здесь.
Мы снова замолчали. Я увидел, как та самая старая дама, которой я помогал подняться вверх по холму, с не меньшим трудом спускается вниз, опираясь на руку еще более старого джентльмена. Оставив Брук, я взял ее под руку с другой стороны. Спустившись, у подножия холма она меня поблагодарила. В ответ я заметил, что вполне достоин звания скаута-орла. Она, кажется, не поняла, о чем я.