Изолятор
Шрифт:
– Дело в том, что они не скажут тебе ничего определенного. Все участники проекта подписывали договор о неразглашении.
– У меня в управлении есть друзья.
Я внимательно на нее взглянул.
– Брук, ты действительно считаешь, что вся эта история может иметь разумное объяснение?
– Не знаю, – честно ответила Брук.
Тут нам принесли счет.
– Пойдем. Завтра подумаем еще. Сейчас гадать уже бесполезно.
Я пошел вслед за Брук к машине – раздавленный, пьяный до тошноты, раздраженный собственной слабостью. Изнасилование, Хэрриет
– Не могу.
– Почему? – спросил я, пытаясь уткнуться в шею Брук.
– Не сейчас. Ты же пьяный.
– Я не пьяный.
– Да ладно, брось!
Я отстранился и отодвинулся на край дивана.
– Хорошо, не буду приставать.
– У нас был длинный и очень трудный день.
– Да.
– Мне не хочется начинать таким образом.
– А тебе вообще хочется начинать?
– Не знаю.
Брук поднялась и направилась к двери в свою комнату, потом остановилась и, обернувшись, взглянула на меня. Я, должно быть, выглядел ужасно. Штаны цвета хаки носил, не снимая, вот уже три дня кряду. Голубая рубашка и синий блейзер видели все, начиная с трупа Глэдис Томас и заканчивая трупом Хэрриет Тобел.
– Спокойной ночи, Натаниель, – попрощалась Брук.
Она плотно закрыла за собой дверь. Мне стало страшно жалко себя – настолько жалко, что я даже начал гладить кота. Вот в этом состоянии я и заснул.
66
Наутро я проснулся рано – с распухшим и текущим носом, с глазами, словно натертыми ядовитым зельем. Прибавьте к этому тяжкое похмелье, страшную головную боль и такой вкус во рту, словно кот использовал его в качестве туалета.
Брук укрыла меня одеялом.
Поднявшись с трудом, я поплелся к крану и проглотил стакан холодной воды. Потом начал шарить по шкафчикам в поисках таблеток от головной боли. Обнаружил витамины и аспирин и проглотил сразу целую пригоршню пилюль. Высморкался что было силы, не жалея барабанных перепонок – так хотелось освободить носовые пазухи.
Наконец сел. По комнате бродили собаки. Я позвал их к себе на диван, они дружелюбно согласились и запрыгнули. На кофейном столике прямо передо мной лежали файлы с документами по ВИЧ, которые я забрал из офиса доктора Тобел. Открыв один из них, я попытался читать.
Из спальни доносился приглушенный голос Брук. Некоторое время я сидел на диване, вот уже в который раз читая один и тот же абзац, посвященный сопротивляемости организма ВИЧ, и ничего не понимая. Это продолжалось, наверное, минут пятнадцать, пока не зазвонил сотовый.
Мне сразу стало жарко. Это был Бен Валло.
– Что-то голос у тебя совсем дерьмово звучит, – начал он.
– Спасибо, друг. Ты всегда умел сказать что-нибудь приятное.
– Сейчас тебе будет еще приятнее. Я не нашел аналогии.
– Удивляться не приходится, – заметил я.
Мы оба замолчали; Валло явно ждал, что
– Ну что, все? – наконец спросил он.
– Да, все. Спасибо, Бен.
Снова молчание.
– Что-то не так?
– Что ты, все в полном порядке. Спасибо за помощь.
– Насколько я понял, все, что я должен был сделать, – это сравнить твою цепочку с базой данных, так ведь?
– Да-да, больше ничего.
– А через полчаса ты мне позвонишь и попросишь проанализировать штук пятьсот образцов, которые только что послал экспресс-почтой?
– Нет, что ты.
Несмотря на загруженность и усталость, Валло любил сложности и постоянную напряженность своей работы. Больше того, ему доставлял удовольствие сам процесс. Задание, которое я подсунул ему ночью – сравнить короткий генетический код доктора Тобел с базой данных известных патогенов, – не могло оказаться ни особенно сложным, ни слишком трудоемким.
– Скажи мне, к чему это все?
– Не могу, извини.
– Бог мой, Маккормик! Ты хочешь узнать о частичных соответствиях?
– Еще бы, конечно! А что, ты обнаружил какие-то частичные соответствия?
– Картина довольно странная. Некоторые из генов очень напоминают ВИЧ. Не в точности, но в довольно значительной степени.
Бен явно имел в виду протеиновую оболочку вируса и энзимы полимеразы, которые давали вирусам возможность размножаться.
– Но кроме того, присутствует и целая куча всякого хлама, которого я раньше никогда не видел. Один раз, правда, мне показалось, что цепочка напоминает лихорадку джунин, но по чувствительности она значительно ее превышала. Так что ничего подобного мы не имеем.
Бен Валло имел в виду, что я подсунул ему смесь различных вирусов. Удивляться здесь нечему. Природа консервативна, и когда какой-то элемент работает, например, ген, кодирующий эффективную протеиновую оболочку, она старается его повторять. Именно поэтому геном человека на девяносто восемь процентов совпадает с геномом шимпанзе. В биологии, как нигде, справедлива старинная поговорка: «Не пытайся чинить то, что еще не сломалось». Все относящееся к людям и шимпанзе в полной мере относится и к вирусам. Поэтому Бен и получил целый ряд частичных совпадений. Мне даже пришла в голову мысль, что кто-то специально разрезал, а потом по-новому склеил отдельные генетические участки различных вирусов. Но с какой стати это странное соединение хранилось среди бумаг доктора Тобел, я не мог понять.
– Так что же, это похоже на вирус? – уточнил я.
– Это похоже на то, что может оказаться вирусом.
– Не очень-то ты определенно выражаешься.
– Если хочешь определенности, лучше обратись к Господу.
– Да, конечно, он как раз следующий в моем списке. А если серьезно, Бен, большое спасибо.
– Так ты все-таки не скажешь мне, что это значит?
– Может быть, как-нибудь в другой раз, за банкой пива. Не сейчас.
– Злоупотребляешь моей добротой.
– Конечно, зачем же упускать возможность?