Изумруд - камень смерти

Мясников Виктор Алексеевич

– А расплачиваться по счету тоже мне придется?
– рассмеялся подполковник.

– Не переживай, за все вперед уплочено, - махнул рукой авторитет и неторопливо поковылял к выходу.

Когда вся братва исчезла за дверями, Косарев не глядя махнул рукой. К нему тотчас подошел незаметный молодой человек щуплого телосложения.

– Садись, лейтенант, - подполковник двинул к нему рюмку, разлил водку.
– У чекиста должна быть холодная голова, горячее сердце и крепкая печень. Будь здоров!

К столу подбежал пузатенький господинчик

в отличном твидовом костюме и вытянулся в струнку. Лоб его влажно поблескивал. Похоже, господинчика глубоко потряс интеллигентного вида дядечка, высадивший из-за стола криминальную пару, державшую в кулаке половину Тагила, города с шестисоттысячным населением.

– Может, что-то ещё подать?
– задыхаясь, спросил господинчик.

– Спасибо, мы уже уходим, - Косарев отправил в рот финальный ломтик семги и неторопливо поднялся.

* * *

Вечером того же дня на территории приватизированного пионерского лагеря собрался весь криминальный бомонд Нижнего Тагила. Подавали горячие шашлыки с пылу, с жару, водку со льда, пиво баночное семи сортов и прочую такую чепуху. Листок с компьютерной распечаткой уже прошел по рукам, и все знали причину срочной сходки. Боссов мафии неприятно поразила осведомленность "конторы", расписавшей все подвиги Шубы. Еще неприятней была информация о его сотрудничестве с екатеринбургской фирмой и жертвах среди молодой братвы. Сам Шуба уныло сидел на табуретке, и шашлык не шел ему в пересохшее горло. Он знал, что его не короновать сюда привезли, а судить. Выступавшие говорили в одном ключе.

– То, что гебешника твои ребята пришили, - туда псу и дорога. За это честь тебе и слава. Кегебейка нас во все времена гоняла, стукачей подсылала и сейчас житья не дает, хуже легавых. Но ты ведь не по понятиям поступил, законы наши нарушил. Пошел служить каким-то фраерам, да ещё на чужую территорию влез. Решил нас с екатеринбургской братвой поссорить? А они ведь недовольны. Тебя поставили смотрящим, ты законы поддерживать должен, молодую братву воспитывать. А на деле что? Тебе малую долю денег дали, ты пацанов запродал, послал на смерть. Теперь что получилось? Целый район, считай, разгромлен. Денег в общак не отстегнул, наоборот, надо пацанов теперь хоронить. Думаешь, дешево? Ну, отвечай старшим.

– Виноват, признаю, - просипел Шуба, - снимайте со смотрящих.

– Дурачком отойти хочешь?
– вскочил с места рослый парень, заговорил, резко жестикулируя, топыря пальцы в золотых "гайках".
– По беспределу, блин, гебешника замочил, а это тебе не менты, не судья с прокуратурой. Тем можно денег дать, а этим твоя головешка нужна безмозглая. Гебешники своего не простят, всех наизнанку вывернут, а у нас, понял, бизнес. Короче, пусть идет в ментовку, берет на себя, следаков путает, братву отмазывает, а на покойников валит. На суде и на зоне человеком себя покажет, значит, обратно примем со всем, блин, уважением.

– Режьте меня тут!
– заорал Шуба, сорвавшись с табуретки.
– Не пойду в ментовку!

–

Пиши тогда записку, что не идешь в сознанку, - бросил самый авторитетный вор, уходя с поляны. Обернулся к поспешившим следом коллегам.
– Людям хороший урок нужен.

На следующий день сторож одной из новостроек, обходя вверенный объект, обнаружил в пустом помещении Шубу. Глаза несостоявшегося воровского авторитета вылезли из орбит, посиневший язык был прикушен до крови, и по нему ползали большие зеленые мухи. Ноги его не доставали до полу каких-то пары сантиметров, а конец веревки был намотан на арматурину, торчащую из потолочной плиты.

В течение ближайшей недели вся шайка Шубы была выловлена местной милицией. Точнее, не шайка, а её остатки. К матери Фарида тоже приходили, спрашивали, где сын. Правда, говорили, что он нужен как свидетель, поскольку вовремя вышел из игры, ещё до убийства и поджогов. Мать разводила руками и показывала справку, подтверждавшую, что её сын действительно в это время находился в больнице, в Екатеринбурге. Но где он теперь, она и в самом деле не знала, поскольку последний раз видела его ещё на больничной койке. Привезла по его просьбе паспорт, школьный аттестат и военкоматовское приписное свидетельство.

* * *

Фарид, получив от матери документы, по совету Вовца отправился в областной военкомат. Вначале сама мысль об армии его испугала, а потом согласился, что на гражданке у него гораздо больше шансов угодить на тот свет или, в лучшем случае, сесть в тюрьму. А тут уже в Чечне замаячило замирение. И если учесть, что солдата, пока он полгода не отслужил, в Чечню сейчас не посылают, то через шесть месяцев война там может уже закончиться, и Фарида туда не отправят. Да хоть и отправят! Он что, не мужчина? А через два года вернется, там видно будет, как жить.

В облвоенкомат его не пропустили, велели явиться по месту жительства. Но Фарид твердо решил не возвращаться в Тагил. И тут к крыльцу подкатила черная "Волга", из которой выбрался генерал.

– Товарищ генерал!
– радостно заорал Фарид.
– Меня в армию не берут! Прикажите, чтобы взяли!

– Я не глухой! Чего орешь?
– столь же зычно отозвался генерал и поморщился.
– Изложи существо вопроса.

– Так в армию не берут, говорят - отсрочка. Вот...
– Фарид не знал, что ещё можно тут добавить.

– Кто не берет? Ты толком расскажи. Сам кто такой?
– Генерал тяжело поднимался по ступенькам.

– Фарид Валиулин, восемнадцать лет, из Нижнего Тагила. Хочу в армию. Вот мое приписное.

– Так, все правильно, Фарид. Езжай в Тагил, я распоряжусь, отправят на медкомиссию.

– Не могу я обратно ехать, товарищ генерал.
– Фарид пытался задержать его, не пропустить к дверям, но это было все равно что пытаться удержать танк.
– Там у меня компания плохая, отговорят.

– А чего это ты вдруг служить намылился?
– Генерал остановился. Часом не наркоман? Или, может, в розыске?