Изумрудный остров
Шрифт:
— Простите, что приписал вам лишние два месяца. — Гаррет продолжал хохотать, чем начал раздражать свою спутницу.
С другой же стороны, она оказалась крайне удивлена открывшимся фактом. Гаррет в ее глазах становился все более интересным.
— Мне было двадцать лет, когда родилась Тереза, — сказал он серьезным тоном.
Килин прикинула в уме и поняла, что не так уж сильно ошиблась в возрасте Гаррета Кинкейда. Она вспомнила себя в двадцать лет и не смогла сопоставить с этим периодом жизни такое бремя ответственности, как материнство.
Гаррет
— Извините, что отрываю вас от математических вычислений, — поддел ее Гаррет и жестом указал на окошко дома, в котором появилось девичье лицо.
Через несколько секунд Терри вышла на крыльцо и направилась к машине. Она выглядела немного старше своих лет. Одета была по подростковому смело, но без эпатажа. Сходство же с отцом было разительным.
— Ты опоздал, папа, — ласково упрекнула Гаррета девушка.
— Разве? Мне просто в голову не пришло торопить со сборами Килин только из-за того, что ты такая пунктуальная особа.
— Очень смешно, папа, — скривила привередливую мину девушка и тут же переключилась на Килин. — Вы красивая, мне нравится цвет ваших волос. Папа, что скажешь, если я перекрашусь в блондинку?
— Мы, кажется, это уже обсуждали, — сурово проговорил Гаррет и двинул машину к отцовскому дому. — Учитывая, что ты уже мыслишь как блондинка, Терри, это будет явный перебор.
— Очень оскорбительное мнение, — отозвалась Килин.
— Не думал, что вас так просто оскорбить, — ухмыльнулся Гаррет, даже не посмотрев в ее сторону
— Просто не нужно принимать его слова близко к сердцу, — предупредила ее Терри. — Лично я никогда не принимаю.
Девушки в унисон рассмеялись.
— Я слышала, дед знал вашу маму. Была какая-то романтическая история? Какие-то письма... Расскажите.
— Не суйся в чужие дела, Терри, — грубо пресек любопытство дочери Гаррет.
— Я не слышала ни одной интересной истории с тех пор, как несчастная корова Шона Лири сорвалась с обрыва прошлой зимой, — шутливо посетовала девочка.
— Расскажи мне эту историю, — с наигранным интересом обратилась к Терри Килин.
— В тот день крупный мокрый снег падал стеной, Шон вместе с коровой были совершенно дезориентированы. Он говорит, что бедняга спикировала вниз с жутким воем и размазалась по ветровому стеклу припаркованной под обрывом машины, как муха...
— Не придумывай, Терри, — перебил дочь Гаррет. — Шон не был свидетелем происшествия. Его отец рассказал всем, что корова хлопнулась вниз как громадный мешок картошки.
— Я не так много знаю о коровах, — вмешалась Килин. — Но считаю, что рухнувшая корова скорее расплющит автомобиль, чем сама размажется по его лобовому стеклу, как муха.
— Это просто была образная метафора, — защищалась Терри. — Откуда вы, Килин?
— Начинается та самая череда незатейливых вопросов, о которых я вас предупреждал, — прокомментировал Гаррет. — Не умори нашу гостью вопросами, дочка, а то к нам перестанут приезжать приличные
— Он всегда затыкает мне рот. Никогда не дает поговорить с интересным человеком, — драматически закатила глаза Терри. — Вы знаете, что он сказал о вас? «Приехала женщина из города поговорить с отцом». И все. Больше ни слова. Это дедушка уже расписал, что вы красивая, элегантная, умная.
—Эта леди ничего так хорошо не умеет делать, как хаять собственного отца.
— Действительно, Терри. Пожалей своего папу. Он так старательно создает себе репутацию хорошего парня. Ты должна способствовать ему в этом.
— Нет, Килин. Не подбрасывайте ей эту идею. Когда наша девочка очень старается, получается результат обратный желаемому.
Килин попала в круговерть шутливых семейных счетов. Она растерялась, не зная, как следует себя вести. Отношения между отцом и дочерью были такими непринужденными, несмотря на взаимные упреки в их подтрунивании сквозило столько нежности. Килин заражалась этой атмосферой, но осознание, что она чужая этим людям, сковывало ее.
— Ну, так откуда вы? — возобновила свой допрос Терри.
— Из Дублина.
— О! Я мечтаю переехать в Дублин после окончания школы.
— Мечтай, — скептически заметил папа.
— Да, мечтаю, — дерзким тоном повторила Терри. — Я не хочу похоронить себя в этой деревне. От этой скукотищи сдохнуть можно! Я обязательно поеду в город.
— Город никуда не денется, — назидательно произнесла Килин. — Но всегда хорошо иметь место, куда можно вернуться. Я провела все свое детство в постоянных переездах. Ни одно место на земле я не могу назвать своим домом, и это очень печально.
Килин ненавидела эти порывы откровенности. Она одергивала себя каждый раз, когда кто-то вызывал в ней желание дать голос ее внутренним переживаниям. Но, сказав это сейчас, она не почувствовала сожаления. Не потому, что нашла понимание, а из-за лучистых глаз девочки, которая смотрит вдаль и верит, что впереди все самое лучшее. Самой Килин не удалось побыть такой.
— Как это? — удивилась Терри. — У человека должен быть дом.
— Конечно, я жила не на улице в картонной коробке. Но дом — это не угол, который для тебя отвели сердобольные друзья, и не фешенебельная квартира, которую ты снимаешь. Это всего-навсего жилье, но не дом.
— А где вы бывали?
— В разных местах. В Лондоне, Нью-Йорке, Париже, Риме, в других крупных и маленьких городах. Я ездила со своей мамой повсюду, где ее работы выставлялись в галереях, в музеях, на тематических выставках.
— Это же прекрасно, когда есть возможность бывать в самых разных местах.
— Ты права, Терри. Скучать мне не приходилось.
— Слушайте, я вам завидую. Ну, почему мы не можем жить такой жизнью, пап, почему?! — воскликнула Терри.
— Потому что у меня работа, а у тебя школа. И перестань жаловаться, как будто живешь хуже всех, — раздраженно осадил дочь Гаррет. — Ты же была в Лондоне.