Изувер
Шрифт:
— Ну и что решили-то? — заинтересованно спрашивал водитель, поглядывая на оголенные колени пассажирки. Ехать он не торопился: справа и слева тянулись стены добротного смешанного леса, прохлада манила к себе, как бы говорила: «Остановись, куда спешишь? Там, на шоссе, сразу за Доном — голая степь, негде будет приткнуться, посидеть на свежем воздухе». А бабенка, назвавшаяся Светланой, так обнадеживающе, призывно позволяла себя подсаживать-лапать, что только дурак не понял бы, чего она хочет. За какие-то две-три минуты успела почти все рассказать о себе: и про больную мать, которой грозит
Валентина, расчувствовавшись, достала сигареты, закурила, предложила и водителю (сигарета, набитая сильным наркотиком, стояла у нее в пачке в левом уголке). Глубоко, до донышка затянувшись, села совсем уж вольно, полулегла на сиденье, сказала расслабленно:
— Ну что ты так гонишь, Саша? Чего спешишь?
— Я не спешу, — в тон ей ответил парень, сбавляя газ. — У начальства отпросился, до утра никто меня искать не будет, так что… — Он тоже намекал на свою относительную свободу, и Валентина хорошо его поняла.
— Ну а мне тем более некуда спешить, — ворковала она, внимательно наблюдая за парнем, готовая в любую секунду ухватиться за руль или рвануть ручной тормоз — наркотик мог подействовать на водителя в любой момент, так сказал ей Жорик.
Дорога по-прежнему была пустынной. Проскочили два встречных «жигуленка», и снова тишина, свободный серый асфальт, стены кряжистых золотистых сосен по обеим его сторонам, сменивших смешанный лес.
— Ну… сверни, если хочешь, подышим свежим воздухом, — сказала Валентина, видя, что парень уже клюет носом. — Я сто лет в лесу не была, все некогда, некогда…
— А чо? Можно и свернуть! — Деревенский донжуан становился смелей и решительней. Увидев справа просеку и вполне накатанную по ней колею, он свернул с асфальта, покатил по лесной дороге вглубь, цепляя тентом близкие ветви сосен.
Не прошло и пяти минут, как они остановились. Парень повернул к Валентине улыбчивое круглое лицо, на котором теперь жили с расширившимися зрачками глаза.
— Ну, красавица, чего будем делать? Трахаться, а? Расшевелила ты меня своими коленками, раскочегарила… Тут, в кабине, потрахаемся? Или на природу, на травку выйдем? У меня в кузове одеяло есть… А?
— Ишь, осмелел, — усмехнулась Валентина, машинально все-таки одергивая юбку — А сначала прямо-таки пай-мальчик был… Ну ладно, тати свое одеяло, посидим, поокаем… Ха-ха-ха…
Чего, в самом деле, в вонючей этой кабине корячиться?! Помог бы вылезти, сердцеед! Упаду же!
— Я щас, Светик, айн момент!
Парень выпрыгнул из кабины, обежал ее спереди, распахнул дверцу, жадно ухватил голые ноги Валентины, прижался к ним лицом, покачнулся. Помогал Валентине спускаться вниз, времени при этом не терял, шарил по ее снова заголившимся бедрам, а она лишь похохатывала да притворно-протестующе шлепала его по рукам.
— Ну, погоди, Саня, погоди! Дай слезть-то!
Потом, уже на земле, радостно вдохнув свежий лесной воздух, громко
— Ну, давай одеяло-то, Саня! Ты говоришь, оно в кузове у тебя?
— Щас я, Светик, щас! — суетился парень. — Ой, что это у меня в голове?! Давление, что ли, поднялось? Как пьяный… И спать хочется. Хаха-ха…
— Вот, позвал женщину на природу и сразу спать захотел. Ну ты, Саня, даешь! — засмеялась Валентина.
Нетвердо ступая, парень пошел к заднему борту, раздвинул тент, намереваясь забраться в кузов, и в ту же секунду в лицо ему ударила тугая струя какого-то едкого газа…
.. Труп застреленного водителя «КамАЗа» Койот с Жориком закопали тут же, в лесу. Во всех шокирующих мероприятиях Валентина участия не принимала. Когда любвеобильный шофер потерял сознание, Койот сказал мачехе, чтобы она шла отсюда к асфальту, ловила бы тачку и ехала в город, домой. А они тут справятся сами.
— А вы что с ним собираетесь делать? — наивно спросила она, показывая глазами на парня.
— В нарды играть, дура! — грубо сказал Жорик. — Ты иди, иди, как тебе велено. И загляни к кому-нибудь в гости, посиди гам, полялякай. Чтоб алиби было, поняла? Ты вообще ничего не знаешь. Не видела и не слышала. Усекла?
Валентина, конечно, «усекла», что без мокрухи тут не обойдется, и поспешила ретироваться: в самом деле, ей лучше ничего не видеть и не слышать…
…Этой же ночью братья Махарадзе уехали из Придонска на этом самом «КамАЗе». За день они успели-таки сбыть апельсины подвернувшемуся оптовику, расплатились за машину и постой с гостеприимной семьей Волковых, заверили всех троих в вечной дружбе и в том, что в следующий свой приезд обязательно остановятся у них.
Лишних вопросов по «КамАЗу» Джаба не задавал. Он понял, конечно, что грузовик добыт нечестным путем, скорее всего угнан, но не знал, что водитель при этом убит. Но братьев Махарадзе заботило теперь только одно: надо без приключений добраться до дома, а там, в родном Батуми, на «КамАЗ» будут сделаны железные документы.
— Доедешь? — спрашивал у Джабы Койот. — Дорога длинная…
— …а ночка лунная! — смеялся старший Махарадзе. — Доедем, Паша, не переживай. Деньги есть, с гаишниками договоримся. За Ростовом — там уже проблем не будет. Вот эта ночь опасная, а там… Кавказ большой, а! Понимаешь, о чем говорю, генапвале?!
— Да «КамАЗ» не детская игрушка. Его так просто не спрячешь.
— А мы его и прятать не будем. Зачем прятать?
Открыто ехать будем, вот с этими номерами. — И Джаба выхватил из сумки новенькие грузинские номера.
— Ишь, а простачком прикидывался, — засмеялся отец Павла. — Начинающий бизнесмен и все такое прочее.
— Только дурак все рассказывает, — смеялся Джаба. — Но мы с Гогой никого не обидели, так? И машину мы бы все равно здесь купили. Зачем деньги назад везти? Нам машина нужна, она все окупит. Даже риск Лишь бы на этой машине крови не было. Нет на ней крови, Паша?
— Нет, — не моргнув глазом, ответил Койот. — Езжайте спокойно. Но торопитесь. У вас в самом деле только одна ночь.
Простились они по-братски. Обнялись, расцеловались. Две семьи — Волковы и Махарадзе — поклялись друг другу в верности и дружбе.