Изверги-кровососы
Шрифт:
Джоди смотрела, как от лампочек тянутся следы тепла, глубоко вдыхала мешавшиеся ароматы помадок и помад, конфет и тысяч одеколонов и дезодорантов, слушала жужжание сервомоторов, одушевлявших электрических эльфов и северных оленей под покровом рождественских гимнов, размягченных для универмагов, — и ей все это нравилось.
«Рождество для вампиров лучше», — думала она.
Раньше она терпеть не могла толпы, а сейчас они скорее похожи на… на стада скота — безобидные и бессмысленные. Хищнику в ней даже дамы в мехах, бывало, действовавшие на нервы, теперь казались не просто безвредными — в этом мире обостренных ощущений они
Хорошо бы голой покататься по норковому меху, подумала Джоди. И сама себе нахмурилась. Но только не с Томми. По крайней мере — пока.
Она поймала себя на том, что внимательно осматривает толпы, выискивая темный ореол, который выдал бы умирающую… добычу, — но осеклась, и ее передернуло. Посмотрела поверх их голов, как ездок в лифте, что старается не смотреть в глаза, — и ее привлекла черная вспышка.
То было платье для коктейлей, минималистично выставленное на манекене изможденной Венеры Милосской в колпаке Санты. МЧП — Маленькое Черное Платье, эквивалент ядерного оружия в мире моды; публичное исподнее, эффективное не потому, что оно есть, а потому, что его может не быть. Чтобы носить МЧП, нужны тело и ноги. У Джоди они имелись. А кроме того, должна быть уверенность — но вот ее-то Джоди в себе никогда не могла собрать. Она оглядела свои джинсы и толстовку, затем посмотрела на платье, затем — на свои кроссовки. И протолкалась через толпу к платью.
Сзади к ней поступила округлая и со вкусом одетая продавщица.
— Вам помочь?
Взгляд Джоди не отрывался от платья, будто оно было звездой Вифлеемской, а ее саму до одури накачали миррой и ладаном.
— Мне нужно посмотреть это платье на троечку.
— Очень хорошо, — ответила женщина. — Пятерочку и семерочку я тоже прихвачу.
Джоди обратила внимание на продавщицу — женщина воззрилась на ее толстовку так, точно из нее сейчас полезут щупальца и удушат ее на месте.
— Троечка будет в самый раз, — сказала Джоди.
— Троечка может оказаться туговата, — сказала продавщица.
— В том-то и смысл, — ответила Джоди. И любезно улыбнулась, воображая, как будет вырывать клочья ее со вкусом оттененной прически.
— Тогда давайте снимем с него номер, — сказала женщина, демонстративно держа ярлык так, чтобы Джоди рассмотрела цену. И украдкой глянула на реакцию.
— Он платит, — сказала Джоди, только чтобы досадить. — Это подарок.
— О, как мило. — Продавщица попыталась просиять, но ей, очевидно, стало противно. Джоди хорошо ее понимала. Полгода назад она сама бы ненавидела такую женщину, какой теперь притворялась. Продавщица сказала: — Будет чудесно для праздничных вечеринок.
— Вообще-то оно на похороны. — Джоди уже не помнила, когда ей было так весело в магазине.
— О, простите. — Женщина скроила виноватую мину и сочувственно прижала руки к сердцу.
— Да ничего. Я усопшую не очень хорошо знала.
— Понимаю, — сказала продавщица.
Джоди потупилась:
— Его супругу.
— Сейчас вынесу платье. — Продавщица отвернулась и поскорей улепетнула.
Томми был в «Безопасном способе» до закрытия всего один раз — когда устраивался на работу. Теперь магазин казался чересчур активным и одновременно чересчур спокойным без ревущих в динамиках «Роллинг Стоунз» или «Пёрл Джем». Такое ощущение, что на его, Томми, личную территорию вторглись чужие. Ему не нравились покупатели,
Проходя мимо кабинета, он кивнул управляющему и нацелился в комнату отдыха убивать время до работы. Комната представляла собой помещение без окон за мясным отделом. Обставлена она была литыми пластмассовыми стульями, складным столом из формайки, кофейным аппаратом и ассортиментом плакатов по технике безопасности. Томми смел со стула какие-то крошки, нашел под открытой упаковкой черствого печенья «медвежьи когти» номер «Ридерз дайджеста», весь в кофейных потеках, и сел читать и дуться.
Прочел он «Медведь съел маму! Драму в реальной жизни» и «Я — двенадцатиперстная кишка Джо» — и его потянуло в туалет и на Средний Запад: журнал этот ассоциировался у него и с тем, и с другим. Томми перелистнул на статью под заголовком «Летучие мыши: наши дикие друзья с прикольными крылышками». Его двенадцатиперстная кишка затрепетала в предвкушении.
В комнату отдыха кто-то зашел, и Томми сказал, не отрываясь от журнала:
— А тебе известно, что если кожанов кормить не насекомыми, а человечиной, одна такая летучая мышь за ночь может сожрать все население Миннеаполиса?
— Я не знала, — ответил ему женский голос.
Томми оторвался от статьи и увидел новую кассиршу Мару — она отодвигала стул от стола. Высокая и скорее худощавая, но с большой грудью, блондинка лет двадцати. Томми-то рассчитывал увидеть кого-то из подавальщиков, поэтому секунду просто пялился на нее, переключая передачу.
— Ой, здрасте. Я Том Флад. В ночной бригаде работаю.
— Я вас видела, — ответила она. — Мара. Я новенькая.
Томми улыбнулся.
— Приятно познакомиться. Я пораньше пришел, кое-какой бюрократией позаниматься.
— «Ридерз дайджестом»? — Она вздела бровь.
— А, этим? Нет, обычно я его не читаю. Заметил вот статью про летучих мышей, решил поглядеть. Они же наши дикие друзья с прикольными крылышками, знаете? — Он посмотрел на страницу, словно бы подтверждая интерес к теме. — К примеру, вы знали, что вампир обыкновенный — единственное млекопитающее, которого успешно заморозили, а потом оттаяли живым?
— Простите, но от летучих мышей мне не по себе.
— Мне тоже. — Томми отшвырнул журнал. — А вы читаете?..
— Сейчас битников. Я только что сюда переехала, хотелось как-то проникнуться литературой Города.
— Да вы шутите. Я сам тут всего несколько месяцев. Здоровский это город.
— Я еще не успела толком оглядеться. С переездом и прочим. У меня дома было плохо, и я сейчас пытаюсь как-то справиться.
Разговаривая, Мара не смотрела на него. Томми сначала показалось, что он ей противен, но, присмотревшись, он понял: Мара просто очень робеет.
— Вы были на Северном пляже? Там жили все битники в пятидесятых.
— Нет, я пока не очень хорошо ориентируюсь.
— О, вам обязательно надо в «Городские огни» и к «Энрико». Там во всех барах на стенках портреты Керуака и Гинзберга. Чуть ли не слышно, как джаз ревет.
Мара наконец посмотрела прямо на него и улыбнулась.
— Вас битники интересуют? — Глаза у нее были огромные, блестящие и хрустально-голубые. Она ему очень понравилась.
— Я сам писатель, — ответил Томми. Теперь настал его черед отвести взгляд. — То есть хочу стать писателем. Раньше я жил в Чайна-тауне, это совсем рядом с Северным пляжем.