Изяслав

Росоховатский Игорь Маркович

– Нынче привезу лекаря!
– прошептал Изяслав.

Мать посмотрела на него:

– Вырос, сыночек. За то хвала Господу. А мне недолго уж...

Изяслав вскочил с места. Растолкал людей, бросился к коню.

Сиверко почуял настроение хозяина и понёсся, вытянув шею, роняя пену. Снова отовсюду неслась ругань. Снова Изяслав ничего не слышал. Он вспоминал, как мать поила его отваром, когда он прибегал разгорячённый после гулянья, как пестовала, когда хворал. Ему казалось, что он помнит её склонившейся над его скрипучей колыбелью.

"В горести - помощница,

в бедах - заступница", - пришло на ум. Каким бы он к ней ни вернулся - изрубленным калекой, убогим нищим, отвергнутым людьми разбойником - мать примет. Не лада и не брат - только мать.

На полном скаку дружинник влетел на подворье княжьего дворца.

– Где лекарь Мак?
– спрашивал Изяслав у слуг. Никто не знал точно. Один видел его в гриднице, другой - по дороге в Вышеград, третий утверждал, что лекарь собирает целебное зелье в лесу. Как разъярённый тур, метался Изяслав по двору. Единственный, кто мог сейчас ему помочь, - Мак. Воин забыл о своих размолвках с лекарем, о том, как когда-то смеялся над ним. Только Мак остромыслый мог спасти мать. И вот опять, как всегда, Изяславу не везёт. Страшным невезением наградила его судьба. Теперь оно обрушивается на его мать.

Воин пошёл к палатам князя. Навстречу попался боярин Моисей. Он знал, куда поехал лекарь Мак, - к Жариславу.

У ворот Жариславова двора Изяслава встретил сын боярина, Склир. С ним сейчас отроку меньше всего хотелось встретиться. Склир Жариславич, увидев недавнего недруга, разворотил рот ухмылкой.

Изяслав, не обращая на него внимания, бросил поводья и хотел пройти в ворота. Но Склир преградил путь.

– В гости, отроче?

Изяслав, доведённый бедой до отчаяния, рассказал, зачем приехал. О возможности отказа в своей просьбе он и не помышлял. В эту минуту, как всякому человеку, ему казалось, что горше, понятнее и важнее его горя нет ничего на свете.

Но на Склира его невнятная и горячая речь мало подействовала. Жариславич предложил отроку подождать у ворот, пока он справится, не уехал ли и свободен ли лекарь. Склир скоро вернулся и сказал, что Мак будет занят ещё долго, хлопочет около захворавшего Жарислава.

– Сорок ногат берёт лечец, - похвалился Склир.
– У тебя хватит?

У Изяслава с собой не было таких денег. Но он был готов отдать Маку своё единственное богатство - серебряный амулет, подарок князя.

– Не могу ждать, Жариславич, - взмолился воин.
– Пусти, слово молвлю Маку.

– Не можно, - непреклонно ответил Склир.

Старые обиды встали в памяти, отчаяние зажгло душу воина.

Изяслав вскочил на коня. Он направил Сиверка во двор, сбив с ног ошарашенного Склира.

Отрок вбежал в дом Жарислава и бросился к Маку:

– Поспеши, остромыслый, моя мать кончается!

Седые брови на смуглом лице лекаря недоумённо изогнулись, и вдруг Изяслав вспомнил, что этому человеку он в своё время причинил немало зла. А что, как Мак откажется? Но старый лекарь торопливо взял свой мешочек и молча пошёл к двери мимо обиженного и разгневанного Жарислава.

Он уселся на Сиверка сзади Изяслава, обхватил воина

руками. Конь помчал их к воротам. На пути стоял Склир и размахивал мечом. Изяслав поднял плеть. Гирька ударила по мечу, и вместо того, чтобы попасть отроку в грудь, лезвие скользнуло по колену. Острая боль на мгновенье затмила сознание. Но добрый конь уже вынес их за ворота, на дорогу к Подолию.

Мак хотел перевязать ногу Изяславу, но воин только махнул рукой - это сейчас не важно, главное - мать. Всё в нём ликовало: Мак едет к ним, всемогущий лекарь спасёт его мать. И он, Изяслав-дружинник, блудный сын, будет знать, что на свете живёт человек, для которого он - самый родной.

Комки грязи летели из-под копыт коня. На дороге оставались, словно разбросанные ягодки, капли крови.

...Матери Изяслава лекарь не понадобился. Изяслав почему-то заметил, что на невысоком лбу, у глаз, у рта разгладились морщины. С особенной горькой ясностью он понял, сколько должен был сделать для неё в жизни. Отрок тяжело опустился на земляной пол, поводя вокруг блуждающим взглядом.

Сквозь дверь был виден клочок фиолетово-сизого неба. Надвигалась гроза, первая гроза в этом году. Наполненный влагой ветер влетал в землянку и ворошил седые волосы Мака. Прокатился удар грома.

Изяслав вздрогнул. Ему вспомнились слова матери о громе: "Господь едет карать нечестивых".

"А Склир праведник? А Жарислав угоден Господу?
– мысленно спрашивал себя отрок.
– Только один я нечестивец, только меня карает Бог?"

Он опять вспомнил всю свою жизнь. Как она похожа на сегодняшний день. Кровью, потом и мукой пробивал он себе дорогу к счастью, а когда до него рукой оставалось подать - оказывалось, что счастье - обман. Он был похож на гончара, который каждый раз, снимая с круга новую корчагу, замечает в днище трещину.

Сверкнула молния, снова прокатился гром. Тяжёлые капли дождя зашуршали в траве. "Господь едет карать нечестивых. А мне уже ничего не страшно. Меня Господь сроду не миловал", - подумал Изяслав и выскочил из дому под ливень. Он не сознавал, что делает. Ненависть, огромная, как отчаяние, затопила душу. Он выхватил из кожаных ножен меч и высоко поднял его над головой:

– Услышь, Господи! Зачем дал людям столько горестей, милосердный?

Отсвет новой молнии отразился на лезвии его меча. Воину показалось, что Бог скрестил с ним своё оружие. Изяслав взмахнул мечом, пытаясь отразить небесное копьё. Он стоял под ливнем и размахивал мечом.

Гроза утихала. Молнии полыхали всё реже, гром гремел всё отдалённей. Изяслав-отрок медленно опустил свой меч и подумал: "Господь не милует рабов. Господь и господин - одно слово".

Кто-то схватил его за локоть. Воин оглянулся. На обычно невозмутимом лице Мака было выражение сострадания. Он видел поединок.

А Изяслав снова почувствовал тяжесть потери. Меч выпал из его рук, губы прошептали:

– Господь меня покарал...
– И отрок пошёл в дом.

Мак остановился у ворот, глядя вслед Изяславу. Этот молодой неразумный богоборец был по душе старому лекарю. С мечом против Бога!