Изяслав
Шрифт:
И вот Альпар, выведенный из себя издёвками, громко крикнул, обращаясь к Сатмозу:
– Огри [96] !
Воины, окружавшие кмета, все как один устремили взгляды на своего предводителя.
Сатмоз растерялся. Ответить надо было саблей и, значит, предстояло сражаться с Альпаром один на один. А это было опасно. Кмету вовсе не хотелось рисковать жизнью. Но он не хотел потерять и влияния на своих приспешников. Ведь тогда ему не стать ханом.
Альпар молча ждал, наполовину вынув саблю из ножен. Он был доволен собой. Ага, этот бурдюк с жиром
96
Огри - вор.
Сабля Альпара зловеще поблескивала. Воины, окружавшие его, ухмылялись. Сторонники Сатмоза смотрели на своего предводителя, и в их глазах загорались насмешливые искры.
Кмет обвёл взглядом своих воинов, на мгновение задержался на лице красавца Тюртюля. Мгновения кмету было достаточно, чтобы вспомнить о девушке из соседнего племени, похищенной молодым воином. Сатмоз изобразил на своём лице благородное негодование. Он выскочил вперёд, заслоняя собой Тюртюля, и закричал:
– Как ты смеешь поносить этого неопытного юношу и называть его вором лишь за то, что любовь отуманила ему голову. Ты выбрал себе жертву послабее! Ты надеешься, что он не посмеет сразиться с таким воином, как ты! Но я защищу Тюртюля. Я отвечу тебе за него!
Кмет придерживал левой рукой юношу, словно не хотел выпускать его из-за своей спины, а правой рукой медленно вытаскивал из ножен саблю. Тюртюль рванулся вперёд. Его красивое лицо исказилось, в углах рта показалась пена.
– Я не боюсь тебя, Альпар. Я принимаю вызов!
Альпар с жалостью посмотрел на него и опустил руку.
– Я не ищу твоей смерти, смелый Тюртюль, - сказал он.
Но было уже поздно. Юноша первый напал на Альпара. Он взмахнул саблей и, если бы противник не уклонился, рассёк бы ему голову. Бывший пастух ловким движением выбил саблю из рук Тюртюля. Тот не удержался на ногах и упал. Альпар подскочил к юноше и приставил саблю к его груди.
– Дай слово, что больше не нападёшь на меня, и я сохраню тебе жизнь, - быстро проговорил он.
В ответ Тюртюль изогнулся и, выхватив из-за пояса кривой нож, всадил его в ногу противника.
Слышно было, как Альпар заскрипел зубами. Но всё ещё сдерживаясь, он прохрипел:
– Проси пощады! Или!..
– Я не боюсь тебя, презренный!
– крикнул юноша, окончательно потеряв голову.
– Твой отец - шакал, твоя мать... Твои дети рождены не от тебя! Твоя жена...
Он прокричал бы ещё немало оскорблений, если бы сабля Альпара не прошла через его сердце.
Из глоток воинов Сатмоза вырвалось свирепое рычание. Они были готовы отомстить за убитого. Кмет шепнул что-то воину, стоявшему поближе к нему. Тот достал из колчана стрелу. Сам же Сатмоз поспешил схорониться за спины своих сторонников. Он не был трусливым. Если бы не нашлось иного выхода, сабля кмета сшиблась бы с саблей врага. Однако зачем рисковать жизнью, когда можно добыть победу руками и кровью других?
Его воины уже готовы были схватиться с противоположной стороной. Но тут в суживающийся коридор между двумя группами бросился высокий белобородый старик и поднял руки над головой.
–
– кричал он.
– Остановитесь! Безумие опьяняет вас. Завтра - совет. Он всё решит!
Старик говорил быстро, боясь, что его не послушают:
– Раздоры раздирают тело нашего племени и отнимают у нас мужчин. Или вы хотите, чтобы племя стало слабее стада и враги обратили нас в рабство? Или недостаточно наших людей погибло в битвах и вы убиваете вскормленных молоком матери?
Голос старика крепнул, становился властным и требовательным:
97
Ахель - благоразумие.
– Пусть будет проклят до семнадцатого колена тот из вас, кто первый поднимет оружие!
Если бы это было возможно, кмет Сатмоз сам вцепился бы зубами в горло белобородому. Подумать только! Этот проклятый старик помешал ему в такой момент! Подвернётся ли опять подобная возможность разделаться с соперником Альпаром?
Но кмет ничего не мог сделать белобородому. Старик Аазам (мудрый человек), или, как его называли люди племени, - Душа совета, был неприкосновенен. В его услугах нуждалось всё племя. Он врачевал, давал советы на охоте, предсказывал погоду, умел слагать песни. Сатмоз готов был лопнуть от злости, но не смел поднять руку на мудреца. А тот указал на кмета пальцем и гневно заговорил:
– Ты мне годишься в сыновья, и я скажу тебе правду. Ты нехороший человек. Ты неумный кмет. Разве можем мы вверять наших воинов человеку, который без надобности прольёт их кровь? Ты забыл убитых во время раздоров. Ты не смотришь далеко, как орёл. Ты уподобляешься овце и глядишь себе под ноги!
Кмет вышел из-за спин воинов и воскликнул:
– О, мудрый человек! Сама справедливость говорит твоими устами. То же самое и я сказал воинам. Разве они забыли о горе из-за распрей? Разве не понимают, куда их несут кони пагубных страстей? Ты тысячу раз прав, белобородый. Стыдно нам, не умеющим удержать узды своего гнева! Расходитесь, воины. Завтра соберётся на совет народ. Там вы выскажете свои обиды!
...Совет. Рокот и рёв человеческих голосов. Бушуют страсти. Иногда мелькнёт истина, словно золотая песчинка на дне отбурлившего и успокоившегося ручья. Но конец почти всегда один: половина племени поднимает оружие против другой половины. Совет! Он выбирает ханов и делит добычу. Он решает вопросы войны и мира. Кто посмеет воспротивиться его решению, если оно - воля сильнейших воинов племени?
Кмет Сатмоз вглядывается в тесное кольцо собравшихся. Вон в центре белобородый Аазам, около него собрались старики.
Вон выглядывает из-за спин своих сторонников Ольдамур-Давид. Когда-то он был просто Ольдамуром. Но с тех пор, как русский мулла Фома побрызгал его водой и надел ему на шею маленький крестик, он стал называться Давидом. Тогда же перешло в чужую веру ещё несколько десятков мужчин, прельстившихся блестящими крестиками. Однако были среди них такие, что поверили в Христа.
Если бы Ольдамуру удалось стать ханом, русичи могли бы быть спокойны за свои южные земли. Новый хан молился бы, а не воевал. Нет, недаром русские шаманы послали Фому и других монахов в землю половцев.