К-1. Точка невозврата

Гурьев Александр

Всё это благополучно закончилось. Вся скамейка запасных — экипаж «К-1» загрузилась в прочный корпус и пассажирами на своём родном «железе» 23 октября 1973 года прибыл в Северодвинск. «К-1» была поставлена в сухой док. Дмитриев со своим экипажем слинял в Западную Лицу. Наши ребята, ходившие с ними на БС, были отправлены в отпуск. Началась жизнь экипажа в условиях ремонта. В 203 ОБРПЛ произошли изменения с того момента, когда мы покинули её в конце 70 года. Я не нашёл того одноэтажного строения, где я представлялся Ивлеву, и столовой. Была построена новая столовая и пятиэтажная казарма для экипажей ПЛ. Бригадой командовал контр-адмирал Жильцов, сменивший Кольцова, снятого с должности за сгоревшую ПКЗ.

Михаил Демидович составил ремонтную ведомость. Нужно было менять все носовые торпедные аппараты, акустическую систему «Керчь». Нужно было, пользуясь моментом нахождения в ремонте, заменить 2 вышедшие из строя ионизационные камеры. Больше по работе аппаратуры управления и защиты реакторов замечаний не было. Конечно, это был внеплановый ремонт, и нам не обещали поставить всё заказанное немедленно. Мы вынуждены были ждать. Был снят документальный фильм для офицеров и адмиралов, к чему приводят ошибки в навигации.

Мне кажется, что если бы на этом месте находилась другая АПЛ, а не «К-1», она простояла бы здесь очень много лет, не дождавшись ни гидроакустического комплекса «Керчь», ни торпедных аппаратов, ни тем более каких-то ионизационных камер, которые применяются только на реакторах стратегических АПЛ. Мы заказали их для того, чтобы заменить вышедшие из строя, не разрезая прочный и лёгкий корпуса над реакторным отсеком. При плановой экономике, когда известно, сколько штук того или иного должен изготовить завод или предприятие, всё незапланированное отодвигается. Парогенераторы, установленные на «К-1» проработали к тому времени уже очень много часов, а задача была определить, при какой наработке они не выдержат и дадут течь.

Первые три месяца, как мы встали в док, не хватало офицеров, допущенных к дежурству по ПЛ. Кроме того, ежедневно должен был заступать дежурный по ГЭУ. Реакторы находились в работе более 3 месяцев, около 3 месяцев нужно производить теплосъём от них, иначе беда. В то время ещё неукоснительно выполняли требования ядерной безопасности, тогда менеджером Чубасом и не пахло, он ещё в песочнице ковырялся. К ПЛ провели специальный трубопровод для забора морской воды и работающими насосами ПЛ охлаждали реакторы. Поскольку меня совершенно не завлекал город и казарма, где находились и офицеры, я согласен был дежурить через день по ПЛ, а сменившись, дежурить по ГЭУ. Петька Степанов тоже был не против такого, и мы вообще не появлялись в казарме больше 2 месяцев. Я запамятовал, когда он прибыл на «К-1». Мы были с ним одногодками, но до поступления в Высшее Военно-Морское училище он успел поплавать по Оби. Это его не устраивало, его влекли ядерные реакторы и ширь Океанских просторов. Он родился в тельнике, всегда просил побрызгать на грудь, так как без моря не мог. Мы с ним ежедневно менялись дежурствами и даже привыкли. Это продолжалось до тех пор, когда начпо бригады решил посмотреть своими глазами, что за ПЛ стоит в заводском доке с развороченным носом. Уже видели все, а он нет. Был выходной день, я был дежурным по ПЛ и получил доклад от вахты, что в док прибыл начпо.

Я спустился па стапельпалубу, представился ему, спросил цель его прибытия, доложил, что л.с. на корабле нет и проводил его к носовой части ПЛ. На нос ПЛ можно было смотреть бесконечно долго, такое не каждому и не каждый день дано видеть. Он полюбовался и убыл. На следующий день меня вызвал в казарму командир, видимо начпо что-то не приглянулось. Я прибыл, и мне было выделено время для приведения внешнего вида в порядок. Я несколько месяцев не был в казарме, а командир на ПЛ. На ПЛ вообще не проводилось никаких работ, стояли и ждали, когда нам отольют, откуют, изготовят заказанное. За это время у меня отросла приличная борода. У меня был ватник, если бы я его выбросил, его никто бы не поднял. Конечно, начпо, впервые увидевший такого в шапке с повязкой на рукаве, с пистолетом и с бородой, был удивлён, что такое возможно, и где? В его бригаде. Он понятия не имел, что в пункте постоянного базирования АПЛ, такой внешний вид у всех, в том числе офицеров, только без бороды. Это в телевизоре они в канадках пилотках и при галстуках. Ему не понять, почему командир ПЛ, вернувшейся с БС, в разгар лета докладывает командующему в шапке не чёрного, а какого-то непонятно-рыжего цвета с зелёным крабом, набранным из нарукавных звёздочек своими руками ещё лейтенантом. Я подправил бороду, подстригся, сфотографировался и сбрил её. Вообще, подводникам запретили отпускать бороду, и не потому, что это некрасиво, а потому, что между маской дыхательного аппарата и кожей головы может остаться из-за бороды щель. Калашников разрешал отпускать бороду на БС с условием, после конкурса бород перед приходом в базу эти бороды будут уничтожены.

Ближе к весне начали подгребать отпускники. Вернулся Юра Крылов, побывавший на БС на АПЛ «К-35», отгулявший отпуск и уже женатым. Уже были получены три ионизационные камеры с технологически-ломающейся пополам подвеской ПИК-5. У нас появилась возможность вставить их в каналы, не вырезая технологический люк в прочном и лёгком корпусе ПЛ. Предложение сделать это без помощи завода исходило от нас, Командир БЧ-5 и командир ПЛ, дали добро и подключили к этому Куракина. По живой цепочке из моряков, в голове которой были мы, неисправные камеры за считанные секунды оказывались наверху, все остались в живых. Новые камеры вошли в каналы, которые как будто для них изготовлены. Весной прислали новые торпедные аппараты, новую станцию «Керчь», и засверкали сварочные огни в носовой части, загрохотали отбойные молотки, засвистели турбинки и металлические щётки.

Как-то вечером я был один в офицерской комнате, где стояли наши кровати. В дверь постучали, зашёл дежурный по команде и прямо с порога, «Товарищ капитан-лейтенант, там командир» и запнулся на полуслове. Я вышел в коридор, а у дневального столика Гелий Николаевич держится за косяк дверей. Я помог ему добраться до его кабинета, а потом до кровати. Я понял, что ему надо помочь раздеться и уложить его в кровать. Он видимо с кем-то поссорился, был возбуждён и насчет сна имел противоположное от моего мнение. Пришлось уговаривать, и я, наконец, приступил к раздеванию его. В теплом кабинете его совсем развезло, и отключаясь он продолжал повторять, «Эти герои, эти Жильцовы и Дмитриевы, они плавать не умеют, Саня, ты увидишь, как я осторожно плаваю». Вернувшись в свою комнату, я лёг в кровать, а из головы не выходили его слова, произнесённые по пьяни. Да, от тебя, как от командира, многое зависит, но далеко не всё. Разве можно гарантировать, что никто из доброй сотни подводников не совершит ошибку. Разве можно быть уверенным в том, что не лопнет какая-то трубка гидравлики или труба с воздухом высокого давления. Разве можно предусмотреть, что где-то вдали от человеческого глаза назревает конфликт между двумя непримиримыми врагами, электричеством и солёной водой, находящихся в непосредственной близости друг от друга. А, находился ли ты, хоть единожды, в электротехническом отсеке во время самого полного хода АПЛ,

когда начинает казаться, что от вибрации корпуса сейчас, как перезревшие груши, посыплются на палубу электрические ящики и всё в отсеке засверкает. А являются ли АПЛ желанными в океане, которого мы не знаем. Я никому не передам твои слова, в море посмотрим.

Под конец лета ПЛ вышла на ходовые испытания. Мы шли в свой полигон в надводном положении для испытаний. Я находился на мостике, нет, не на вахте, а как обычно. Была солнечная безветренная погода. Мостик, акустик, горизонт чист, есть акустик, отвечал вахтенный офицер. Неожиданно в двух кабельтовых прямо по курсу, подставляя свой правый борт, из воды появляется громадина стратегического ракетоносца. Обе турбины, полный назад. «К-1» успевает погасить движение вперёд, и наблюдаем, как полтора футбольных поля железа нехотя убираются с нашего курса. Судьба отвела от беды убийцу авианосцев и этого стратега. Неужели акустики стратега не слышали, что справа бежит собака по асфальту, к хвосту которой привязаны пустые консервные банки. Больше во время ходовых испытаний ничего непредвиденного не случилось, мы вернулись в завод и начали готовиться к переходу в пункт постоянного базирования. 8 месяцев ремонта позади, в августе 74 года АПЛ «К-1» покинула Белое море. Шли в надводном положении. Был полный штиль и на зеркальнойповерхности Баренцева моря были видны какие-то водоплавающие птички, занятых добычей кильки и не обращающих никакого внимания на движущуюся убийцу американских авианосцев. Такое море я видел в первый и последний раз. Никого из жен в Северодвинске на этот раз не было. Отсюда, из Северодвинска, убыл поступать в адъюнктуру наша походная энциклопедия Олег Вишняков. Мы возвращались, наконец, к семьям.

АВТОНОМКА 75

Мы без замечаний вернулись в Нерпичью. БЧ-5 осталась, как обычно, готовиться к выводу ГЭУ, все остальные с портфелями, как крысы с тонущего корабля, преобразившиеся в офицеров и мичманов, радостные бросились на остановку скотовозов, до которой топать больше километра. Вот служба у людей. Следы зама уже давно простыли. Вот парень хваткий, он от Симферополя до Ленинграда на своём жигулёнке за 20 часов добирается. Я освободился, когда водители скотовозов уже спали крепким сном. Дома все были подняты по тревоге в связи с прибытием хозяина. Натка уже ходила и лепетала. Ей пришлось долго всем объяснять, кто я. Ну, а на завтра, какое завтра, сегодня, начинается флотская организация службы, и начинается, как обычно, с организационного периода. Те, кто остался на вахте и на расхолаживании ГЭУ, увидят своих детей и жён через 2 недели, зубря Уставы, и тренируясь, топая на месте, петь, если решатся враги на войну, мы им устроим прогулку по дну. Дурдом, а через месяц начало учебного года, и опять оргпериод, и опять грозить устроить прогулку по дну. Почему, интересно, запрещено исполнять, готовые к бою орудия вряд, на солнце зловеще сверкают. За исполнение этой песни экипаж не получит общую оценку больше 2. А, песня-то о мужестве, доблести, отваге русских моряков, погибаем, но не сдаёмся.

Мы привезли из Северодвинска две металлические коробочки, в которых находились по одному отработанному фильтру активности. Эти фильтры, как печень у человека, только очищают они не кровь, а воду 1 контура, чтобы уменьшить её радиоактивность. Их в этих коробочках засыпали песком, чтобы не воняли, все грани заварили сваркой. Размер коробочек примерно 2x0,4x1 метра. Их нужно было переправить в губу Андрееву, где была свалка такого вот добра. Я по должности к этому добру не имел никакого отношения, но лучше кандидатуры не нашлось, и мне было оказано доверие сопроводить этот опасный груз туда, где я никогда не был. В помощь мне было выделено два моряка срочной службы и командирский катер комдива вместе с командиром катера старшиной 1 статьи.

Эти коробочки были очень тяжёлые, и поднять их можно было только с помощью грузовой стрелы на ПКЗ или крана. Это в мою обязанность не входило. Здесь погрузят, там разгрузят, доставь в Андрееву и сдай. Кому сдай, какие от кого бумажки привезти, ничегоне объяснили. Когда застропили первую и грузовой стрелой ПКЗ положили на бак, нос катера чуть не ушёл под воду, показав гребной винт. Вторую положили на корму, чтобы погрузить винт. У меня неожиданно проснулись командирские качества, и я поинтересовался, все ли умеют плавать или хотя бы держаться на воде. Никаких жилетов или спасательных кругов на катере не наблюдалось. Поочерёдно мы спустились в катер, встав за спиной старшины, стоящего за штурвалом. В корме борт катера возвышался над водой в нескольких сантиметрах, но большие опасения вызывал нос со своей выпуклой палубой. Малейший крен или волна, и коробка весом в полтонны соскользнёт в воду по выпуклой палубе, катер встанет на дыбы, и мы все, вместе со второй коробкой будем в воде, пристукнутыми по головам перевернувшимся катером. Мы отошли самым малым, пытаясь не перекладывать руль, как канатоходец по канату, у которого шестом являлась носовая коробочка. Мы сразу были замечены на посту наблюдения, сразу доклад оперативному дежурному базы, посыпались звонки, кто такие, почему без заявки и т.д. и т.п. Мы же, ничего не зная и не подозревая, двигались, и приплыли, а куда швартоваться, один плавпирс и один причал с башенным краном и ни души, спросить, крикнуть какой-нибудь живой душе, никого. Туда, под кран. Мы подошли к нему, а там высота около 3 метров, не меньше. Отлив. Мы, карабкаясь по грязным масляным шпалам, поднялись на причал, и тут нас обнаружили и пленили. Нас обмерили на дозиметрической установке, разули и отняли сапоги у моряков и у меня ботинки. Мне, как офицеру, выдали маленькие тапки-шлёпанцы на полступни, матросы остались в носках. Меня отвели в комнату и начали пытать, кто мы, откуда и зачем. Я сразу сознался, они поверили. Просидев часа 2, а может больше, меня выпустили. Я сразу определил, где катер, но в нём никого не было, отсутствовали и коробочки. Через несколько минут показались бегущие во весь опор довольные радостные моряки, готовые броситься ко мне в объятия, как будто год не виделись. Они были в сапогах, у которых были отрублены топором носки и пятки. Мы с ветерком добрались в Нерпичью на ПКЗ. Я доложил об успешном выполнении задания. Виктор Павлович вместо благодарности произнёс, «Если хочешь загубить какое-то дело, поручи капитан-лейтенанту Гурьеву. Дело дошло до Командующего, он вас всех хотел посадить на губу». А я в чём, в этих тапках домой поеду, у меня здесь другой обуви нет, кроме ботинок, у которых белые треугольники на носках.