К-1. Точка невозврата

Гурьев Александр

Только здесь я узнал, что моей дочке уже месяц, как договаривались, назвали Наташей. В Северодвинске в начале июля 72 года стояла очень жаркая погода. Мы стояли в порту уже больше недели, и БЧ-5 несла вахту по готовности №2. Я сменился с вахты, поднялся наверх покурить, дошёл до корня пирса. Порт, он только так называется, это безлюдное пустынное место около выхода в море из залива, на берегу которого находятся оба завода по строительству и ремонту ПЛ. Территория порта была пуста и безлюдна, как всегда. Сразу за тропинкой, протоптанной параллельно воде, стояла высокая нетронутая никем трава. А, зачем я пойду в эту каюту, если можно отдохнуть здесь. Я отошел несколько шагов от тропинки, лёг в траву, подложив под голову пилотку, да, меня здесь никто и не видит. Я провалился в небытие и проснулся от какого-то шума.

Сел, а ПЛ у пирса нет. Вот это, да. Ко мне спиной на тропинке стоят два мужика, один из них в матросском бушлате без погон. Они смотрят на залив, я тоже смотрю туда же, в последней надежде, что ПЛ не ушла в море без меня, может она где-то здесь. Тем временем тот, что в бушлате, достаёт подзорную

трубу диаметром в руку, и которая заканчивается развилкой для обоих глаз, и протягивает её другому, и тот начинает смотреть на залив. Чем вы там занимаетесь, вырывается у меня. Они оба оборачиваются ко мне, продолжающим сидеть в траве. Эта подзорная труба прячется в бушлат, они поворачиваются и медленно начинают движение к угольной кочегарке, единственному строению на территории порта. Наконец, я замечаю вдали справа ПЛ, может моя родная, но мне нужно идти в ту же сторону, что и эти шпионы, и они впереди меня. Обгонять их по бездорожью, проявить слабость или страх. Поднимаюсь, надеваю пилотку, иду за ними в нескольких шагах. С одним можно было бы поговорить, а вот с двумя, и совсем нехилыми, бабушка надвое сказала, я не знаю, что там в бушлате ещё есть. Грохнут и сожгут в этой кочегарке. Я догадываюсь, сейчас они решают мою судьбу и знают, что я иду за ними. На надстройке ПЛ, вижу, уже швартовые команды в оранжевых жилетах, но это далеко и на помощь рассчитывать не надо, не услышат. Эти не торопятся, идут, как на прогулке. Не доходя до развилки тропинки к кочегарке, эти двое останавливаются и поджидают меня. Я достаю из кармана эрбэшки папиросу, сую её в рот, останавливаюсь около левого на дистанции вытянутой руки и спрашиваю, спички есть. Левый достаёт спички, протягивает мне, я прикуриваю, не теряя обоих из вида. Во время прикуривания правый засовывает руку в бушлат и со словами, ты спрашивал, что это, достаёт эту трубу, «На, посмотри». Сейчас возьму, отвернусь от вас, полюбуюсь заливом через трубу. Видел и знаю, что это, отвечаю тому, протягиваю коробок, шаг влево, и я пошёл не оборачиваясь.

Наконец, я увидел, что это моя родная, и я поддал пару. Подбежав, увидел, что корма уже отведена, и носовой швартов уже сброшен с кнехта. Они зачем-то перешвартовались к этому пирсу, что-то тут уже сделали, а я в это время спал. Если бы не эти шпионы, я бы проснулся, а ПЛ стояла бы на прежнем месте. Не останавливаясь, я прыгнул на корпус, был подхвачен ребятами из швартовой команды, не свалился в воду и не был размазан по пирсу носовым обтекателем, перемещающимся вдоль пирса. Просочился вниз и сразу на ПУ. Там-то всё и изложил, как было. Нет, Саня, надо доложить командиру. И я направился докладывать. Попросил подняться на мостик к командиру, и, получив добро, поднялся по трапу в рубку. Высунувшись из люка по пояс, определил, где командир. Калашников лежал на козырьке, грея свою волосатую грудь. «Товарищ командир», начал я, так и не пытаясь подняться из люка, меня же никто сюда не приглашал, «Я обнаружил шпионов». С козырька спускается нога, наступает на мою пилотку. «Что там ещё за чучело», раздаётся сверху, я поддаюсь уговорам командира и плетусь на ПУ.

По закону моря, тот, кто клепает дочерей, никчемный и несчастный человек. За первую дочь меня бросили под улюлюканье и свист с пирса. После рождения второй дочери, мне уже сочувствовали. До получения денежного вознаграждения за БС было ещё далеко. Где, как не в Северодвинске, в РБН, ресторане «Белые ночи», можно обмыть ножки новорожденной. Это закон, это традиция, которая не нами придумана, и не нами будет нарушена. Всё было организовано, заказан стол, остающаяся на ПЛ вахта предупреждена о том, что у неё будет удлинено время нахождения на ней. Мы обмывали ножки новорождённой Наточки. В глубине зала в обществе командиров ПЛ находился Калашников. Они закончили мероприятие раньше и двигались к выходу, когда он обнаружил много знакомых лиц. «К нашему столу, товарищ командир. Что празднуем? У Гурьева дочка родилась. А, ну это событие». Ему освободили стул напротив меня. Поздравив меня, после первой вдруг спросил, «Что за шпионов ты тогда обнаружил. Да, давно это было, товарищ командир».

Наконец, мишени были установлены, мы вышли в море и поразили их. Я нахоился в прочном корпусе в районе газоотбойника 6 контейнера, из которого производился запуск ракеты. Это был не пуск ракеты, а выстрел из главного калибра крейсера 7-тонным снарядом. Мы вернулись в Западную Лицу, ошвартовались в губе Нерпичья. Малая Лопаткина, где базировалась 7 ДиПЛ, считалась уже освоенной и была отдана для размещения в ней плавсредств плавучего завода. Нерпичья была ещё диким местом в 12 км. от городка, где жили семьи. Там круглосуточно проводились взрывные работы на штольне. Готовилось место под строительство казарм для экипажей. Рваный камень из штольни увозился туда. Завывание сирены, предупреждающее всех об очередном взрыве, могло прозвучать в любое время суток, затем следовал взрыв, а потом камни стучали по корпусам АПЛ 7 ДиПЛ. Весёлая жизнь. Но ещё веселее была доставка офицеров и мичманов из городка на службу и обратно. За эту перевозку отвечал уже не тыл, а береговая база губы Нерпичьей, которой командовал полковник Панич.

Из Малой Лопаткина можно было пройти 2 км и попытаться от Большой Лопаткина доехать до городка на автобусе. Отсюда, если не попал в транспортное средство, то придётся измерить ногами расстояние от Нерпичьей до городка 12 км по дороге. Или 5 км напрямую по сопкам и болотам, а зимой по сугробам на лыжах. Для перевозки людей было выделено два колуна ЗИЛ-157, один с брезентовым тентом, названный скотовозом, а другой с деревянной коробкой, названный суперпаничем. Особенно занимательна посадка в эти транспортные средства зимой в городке, когда нужно попасть на службу всем и сразу. Желающие уехать начинают скапливаться на остановке у ДОФа с половины шестого. Эти два скотовоза утром делали по два рейса. Рекомендовано было мичманам и младшим офицерам добираться на службу первым рейсом. Около половины седьмого первым показывался

скотовоз. При его появлении очередь моментально растягивалась до предполагаемого разворота колуна, где он вынужден сбросить скорость, и некоторым удавалось запрыгнуть в кузов. Не сумевшие это сделать, бежали за ним, пока тот не останавливался там, где положено. Первых бегущих за ним, припечатывались к заднему борту подбегающими. Припечатанные к борту стояли не в состоянии пошевелиться. Люди забирались на тент в районе колёс и кабины, а с него в кузов, кто рыбкой, кто, наступая на голову припечатанных к заднему борту. В результате металлические перекладины, поддерживающие тент, прогнулись так, что в кузове можно было стоять только согнувшись буквой «Г», упёршись лицом в задницу впередистоящего. Потом появлялся суперпанич. В эту коробочку пытались втиснуться остальные, и время для этого водитель колуна матрос срочной службы давал. Затем он покидал кабину, забивал дверями выступающие части, пока не закроется защёлка дверей, чтобы никого не потерять дорогой.

Мы приступили к передаче «К-1» экипажу Дмитриева, чтобы убыть в дом отдыха и в очередной отпуск. На разводе заступающей вахты я стал неважно себя чувствовать, но думал, всё пройдёт. Но боль в нижней части живота, которая появилась впервые в жизни, не только не утихла, но стала невыносимой. Я мог сказать только помощнику, чтобы вызывал скорую, иначе дам дуба. Меня прямо с ПЛ в форме РБ увезли в госпиталь с приступом почечных колик. Боль они сняли быстро, но потом эти изверги начали свои издевательства, типа контрастной цистоскопии. Уже была передана ПЛ, уже все разъехались, кто куда, меня ждала дочь и семья. Я уже начал вводить им в строй неработающую импортную технику, только чтобы они выпустили меня с миром. Наконец, ведущий врач на прощание сказал, чтобы я отказался от вина и даже пива. Что касается пива, то там его днём с огнём никто не найдёт. Вино я не любил, хотя оно вкуснее, но от него болит голова. Спрашиваю, праздник, юбилей, застолье, мне что, сидеть смотреть, как все глупеют, а я умнею на общем фоне, записывать, кто что по пьяни наговорил. Ну можно, говорит, рюмочку водки, ну пару. Это уже по-нашему, а шила сколько можно? Береги здоровье, парень, вся жизнь впереди. Мне 24 суток дома отдыха после боевой службы приплюсовали к отпуску, и когда в Симферополе я пришел сниматься с учёта, они книжку, где была запись о постановке меня на учёт, сдали в архив.

СЕВЕРОДВИНСК

Экипаж АПЛ «К-1», если так назвать те остатки от него, собрался в сентябре. Командир ПЛ Калашников В.С. убыл в академию ВМФ. Он был назначен командиром АПЛ «К-1» в воинском звании капитан-лейтенанта, что бывает очень редко. Это был очень хороший командир, ему экипаж верил, его экипаж любил. Но это ни коим образом не означает, что его все были готовы целовать. По прибытию в Академию ему было присвоено досрочно воинское звание капитана 2 ранга, а закончил он её через 2 года капитаном 1 ранга. В командование «К-1» вступил капитан 1 ранга Гелий Николаевич Лактионов, бывший командир АПЛ «К-104», которая почти всегда была привязана к пирсу, а если её выпускали в море, то на ней происходили поломки и аварии, какие только возможны на АПЛ. Она после очередного выхода в море уходила в завод г.Полярного, где её добивали. Олег Викторович Алексеев убыл начальником только что образованного политотдела 11 Дивизии АПЛ. На его место прибыл Анатолий Карпович Шкода, выпускник электротехнического факультета Севастопольского ВВМИУ. Он окончил училище на 2 года раньше, чем мы с Юрой Крыловым, и как-то из инженера-электрика трансформировался в инженера человеческих душ. Поступил в Академию Виктор Семёнович Бочаров, убыли на классы Ковальчук, Селиванов, Николенко и Шкирятов.

Это был уже другой экипаж, можно сказать, расходный или скамейка запасных. Его начали растаскивать, заполнять пустующие клеточки на других экипажах. «К-1» была передана нами экипажу кап 1 ранга Дмитриева, это был второй экипаж, где тоже были незаполненные клеточки, которые заполнили нашими ребятами. Почему-то решили этому экипажу доверить программу форсированной эксплуатации АПЛ «К-1». Она впервые в истории плавания АПЛ должна была совершить длительный поход продолжительностью в 107 суток с двухнедельным отдыхом на Кубе. Естественно ордена и медали уже просматривались на просолённых кителях дмитриевцев. Шута сказать, в 2 раза превысить длительность плавания, что подсчитала медицинская наука, стоит только свозить на пляж или в заросли тростника каждого. А если придумать что-нибудь посолёней, можно экипаж катать круглогодично, не выпуская из прочного корпуса. С нашим экипажем поступали в данном случае по-свински. Если бы пошли мы, почему-то уверенность, всем подводникам АПЛ нашей великой страны забыть про 65 суток, сидеть всем экипажам в прочных корпусах круглый год, смену экипажей проводить в море.

Мы вступили в новый учебный год без «железа», как бы сдали задачу №1, отгуляли отпуска за 1973 год. 30 июня 1973 года АПЛ «К-1» под командованием кап 1 ранга Дмитриева убыла на боевую службу. С ними также пошли, кроме тех кто заполнил пустующие клетки, наши командиры или старшины отсеков, чтобы сохранить имущество отсеков, потому что за «железо» отвечали мы — первый экипаж. Юра Крылов готовился к БС на АПЛ «К-35». Даю 100%, если бы не госпиталь после боевой службы, меня тоже бы прикомандировали к какому-нибудь экипажу. Виталий Адаменко был назначен на должность командира электротехнического дивизиона БЧ-5 на строящуюся ракетную АПЛ. На должность 3 киповца был назначен лейтенант Дима Саранчуков. Я стал первым, Юра Крылов вторым. В сентябре просочился слух, что «К-1» возвращается в базу своим ходом после аварии. 27 сентября 1972 года АПЛ «К-1» тихо зашла в базу и ошвартовалась в Малой Лопаткина. Нас, как хозяев, на неё не пускали и даже не предлагали. Наших ребят, ходивших на БС с экипажем Дмитриева, с борта не выпускали. Мы уже знали, что у неё сломаны все 4 торпедных аппарата и нет акустики. Чтобы извлечь головные части сломанных торпед из ТА, 2 из которых с ЯБП оказалось делом непростым, поэтому ждали специалистов.