К-9: Ученик. Учитель
Шрифт:
Только как принять такую заботу?
И... чем за нее платить? Успехами в учебе? Так Хаук уже провалился. Позорно. С треском. А чем-то еще можно?
Хаук вздохнул и зачерпнул в горсть зеленоватой воды. Больше всего она походила на дешевую подслащенную газировку из баров, только пахла совсем по-другому.
– Не советую это пить, – подал голос Джей, будто прочитал мысли. Судя по всему, он так и просидел все это время в ожидании, пока Хаук очнется. – Вкус мерзкий, да и траванешься с непривычки.
– Ты что-то добавил в воду?
—
– Это какую? Я что-то подцепил в подземке?
– Нет. Это по-прежнему пустынка. Она есть всегда, пока ты за куполом. Влияет, по-своему отравляет организм, но и по-своему помогает. Штука в том, что ты гораздо сильнее почувствовал усталость, как только оказался в городе, верно? Вон, отрубился почти сразу, пришлось ловить. Купол просто отсек «поддержку». Это не первый раз, но сейчас ты должен, наконец, заметить.
— Ни черта не понял, – буркнул Хаук, снова зачерпывая и выливая воду. — В прошлый раз мне, конечно, было хреново. Но по-другому. А в Брайт -- так вообще нормально пришли.
– Чем больше вокруг тебя живого, тем слабее «допинг». В Брайт ты шел в толпе, разумеется, ничего не почувствовал. А с Плато мы возвращались вместе с караваном. Пока дошли до купола, тебя уже отпустило. Да и «синдром первопроходца» все перебил. Готов поспорить, тебя скорее мучали ужастики подземелья, память, зов. Страх вернуться, его вечная борьба с желанием вновь оказаться в Пустоши. Это нормально. За десяток-другой походов твой организм привыкнет к перепадам, будешь меньше уставать. Где-то через год перестанешь чувствовать вовсе, тогда и станешь «внешним».
– А до этого буду вот так отрубаться? А как же походный купол? Ты говорил, он мини-версия городского.
– Походный купол открыт снизу, он просто уменьшает влияние. А отрубаться, ну... Как повезет. Поначалу с каждым разом будет хуже, потом – наоборот. В любом случае, отдыхаешь два дня. Будет тошнить – не пытайся сдержаться. Каждый переносит по-своему. Каса вот, действительно, первый месяц наизнанку выворачивало. А на меня не действовало вообще. Ты городской, тебе сложнее. Если совсем тяжело станет – скажешь. Сейчас выспишься – завтра разберем твои похождения, и будешь зубрить теорию. Вернемся к карте мира, начнем систему знаков. А сейчас вылезай, поешь – хоть через силу – и спать.
С этими словами Джей передал Хауку полотенце и вышел.
Стоило встать, как голова будто пустилась в пляс. Пришлось вцепиться в бортик ванной, чтобы не рухнуть назад в воду, и, скрипя зубами, переждать дурноту. Это уже ни в какие ворота! Если так пойдет дальше – скоро придется беспокоиться, не отвалилось ли чего снизу и не выросло ли сверху. Черт ее знает, эту Пустошь с её пустынкой. Хотя сказок о смене пола Хаук еще не слышал. Зато о тех, кто пропадал и возвращался другим – в достатке.
Когда Хаук наконец выполз из ванной, его ждал накрытый стол и по-прежнему читающий Джей. Учитель время от времени что-то
А еда того стоила.
Конечно, и в Брайте кормили неплохо, и с прелестями местной гостиницы Хаук познакомиться успел, но в этот раз на столе стояло что-то странное. А слово «диета», пару раз услышанное мельком, вдруг стало близко и понятно.
– Ты знаешь, шустрики выглядели съедобнее, – спустя довольно долгую паузу выдавил из себя Хаук.
– Жри, давай, и не выпендривайся, – отозвался Джей, не поднимая головы. – Тебе же лучше, если сможешь съесть все.
– Это тоже от пустынки?
– Нет. Я получил результаты анализов. Теперь хоть как-то понятно, чем тебя кормить, кроме тренировок.
– Ага.
Шпильку Хаук проглотил. Спрашивать, о каких анализах речь, просто не стал. Зачем «кормить» чем-то определенным – тоже. Наверняка Джей еще в первый день в больнице что-то устроил. И без сомнений, это что-то действительно на пользу. Но содержимое тарелки выглядело так, будто его уже кто-то ел. И начал переваривать. Жижа в стакане напоминала протертую с чем-то плесень.
А запах...
– Что-то я не голоден.
Джей вздохнул, отложил свои записи и ответил тяжелым взглядом:
– Закрой глаза и ешь. Откуда вообще эта избирательность?! Тебе надо восстанавливаться, хочешь ты этого или нет. Мне вливать в тебя силой? Ты учти, я могу.
– Охотно верю! – огрызнулся Хаук и снова посмотрел на еду. От угрозы Джея ужин выглядеть лучше не стал. Стоило взяться за ложку, как нечто в тарелке издало особенно мерзкий хлюп, дернулось, переваливая в своем чреве куски чего-то неопределимого, и замерло. Хаук зажмурился, подавил первый позыв к рвоте и обреченно сунул ложку в рот.
Горькая мерзкая дрянь. Еще и вязкая.
С другой стороны, Хауку ли жаловаться? Он никогда не был привередлив и уж точно не избирателен в еде. Припрятанный на шкафу бутерброд залежался и начал плесневеть? Плевать, так даже вкуснее. В столовой вторую неделю разведенная водой баланда? Тоже плевать: надо радоваться, что вообще кормят за так. Всякие мелочи, вроде пересолено-пережаренного, давно потерявшего узнаваемые очертания, не волновали совсем.
Но подсунутая Джеем зеленая похлебка с фиолетовыми и рыжими вкраплениями била все рекорды.
– Из чего оно хоть? – глухо выдавил Хаук, через силу проглотив выловленный на пробу кусок. Резина резиной.
– Тебе пока лучше не знать. Но хорошие сухпайки делают из того же, меняются только добавки.
– Те брикеты были как-то получше. Если что, я согласен жрать только их.
– Сухое проще обработать, но сохраняет оно гораздо меньше. Я знаю, что вкус у этой дряни как у старой подметки или носка. Не обращай внимания. Быстрее съешь – меньше почувствуешь. Вон, запей. Оно вкуснее.