К чертям собачьим
Шрифт:
Ты не хочешь этого признавать, думал Даффи, но тебе придётся. Они делают это, потому что им от этого здорово, и не важно, происходит ли это под дождём за мусорным баком или в комфортабельной уборной — пардон, туалетной, — на границе Букенгемширского и Бедфордширского графств. Тебе кажется, что это «здорово» не стоит того, что они делают, да ты прямо-таки видишь, что оно того не стоит. Но с их точки зрения, это не так. Можно называть это наркотической зависимостью, но от правды не уйдёшь: они делают это, потому что это здорово.
—
— Подержите-ка.
— Подержать?Её? Где?
— Ну не за хвост же, болван! Здесь.
Даффи пришлось взяться за ремешок, прикреплённый к одной из металлических штуковин — при этом руки у него оказались слишком близко от лошадиной пасти. Господи, какие они большие, эти лошади. Намного больше, чем по телевизору. Огромный выпученный глаз, чудовищной величины жила, губы как диванные подушки, оскаленные жёлтые зубы. И зачем им такие большие зубы, если они едят только траву?
— Спасибо, — сказала Белинда.
Даффи захотелось потрясти головой — вдруг у него заложило уши? Неужели она в самом деле сказала «спасибо»? Неужели он хоть раз что-то сделал правильно?
Пока он держал лошадь — вернее, пока лошадь великодушно стояла на месте и не убегала — Белинда спрыгнула на землю и теперь сняла с него бремя ответственности. Она повела лошадь в конюшню и сообщила, что пока её чистит — или моет, или что там делают с лошадьми после верховой езды — у них есть время поговорить. Даффи предусмотрительно встал у самого выхода. Ещё одной особенностью конюшен было то, что в них воняло лошадиным дерьмом.
— Как Анжела?
— Нормально.
— Как Анжела?
— Принимает слишком много антидепрессантов. Настроение меняется каждую минуту. Приходит, спит с нами чуть не каждую ночь. Вялая какая-то. Совсем забросила физические упражнения.
— Спит с вами?
— Это не то, о чём вы, извращенец, подумали. У нас в спальне есть кроватка. Она детская, но очень большая. И вот, когда ей нехорошо, она приходит к нам, нас даже не будит, а сразу забирается в неё. Утром просыпаемся — а она спит, как младенец.
— Вы думаете, она…
— Ведёт нездоровый образ жизни, как говорят доктора? Не знаю. Это уже дважды заканчивалось плохо. Она моя самая давняя подруга — то есть, моя самая давняя подруга в здешних местах — но я не знаю, что такое с ней происходит.
— Как думаете, кто пытается ей навредить?
— Понятия не имею.
— Но кто-то пытается?
— Может быть.
— Есть кто-то… ну, я не знаю, кто зол на неё?
— Ни о чём таком не слышала.
— Парень, с которым она встречалась? Которого она отшила?
Белинда перестала скрести лошадиный бок и засмеялась.
— Отшила! Сто лет не слышала это слово. Вы имеете в виду, с кем она перестала трахаться?
Ну, вообще-то, я имел в виду немножко большее.
— Отдала ему назад обручальное кольцо, ну и всё такое? —
— А как у неё с деньгами?
— Насколько мне известно, она до сих пор не нуждается.
— А что Генри?
До сих пор Даффи видел его лишь мельком; ему запомнился деревенский верзила с квадратным лицом и в такой одежде, в какой Даффи не захотел бы оказаться даже на смертном одре.
— Что Генри?
— Ну… хотя бы… влюблена она в него или нет?
— Надеюсь, сигнализацию вы умеете устанавливать всё-таки лучше, чем задавать вопросы. Отшила? Влюблена? Слушайте, Даффи, если ты женщина, и тебе тридцать… ну, положим, затридцать, тут морщинка, там морщинка, а ты ещё ни разу не была обручена, а он мужчина ничего, видный, и у него есть усадьба и земли, и предки — значит, ты влюблена.
— Вот как? А что же он?
— Знаю, что у вас на уме. Козни коварной девчонки и всё такое. Что ж, могу рассказать, как это работает для мужчин. Если ты мужчина, и тебе сорок три, и ты всё ещё живёшь со своей мамашей, которая против того, чтобы остаться одной, и тебе не слишком по душе перебравшиеся в деревню аристократки, и у тебя нет друзей, которых все знают, и ты вдруг встречаешь незамужнюю аппетитную молодую женщину, которая ни за кем не замужем, у которой есть кой-какие деньги и которая не возражает против того, чтобы жить с твоей мамой, да при этом ещё умеет водить машину — вот тогда ты влюблён.
— Мне кажется, я понял, — сказал Даффи. — А потом они рожают детей и живут долго и счастливо?
— Не знаю, собираются ли они рожать детей, — сказала Белинда, — но если да, то им следует поторопиться. А счастья у них будет столько, сколько у любой другой семьи.
— В каком смысле?
— В том смысле, что никто ничего не может знать заранее. По большому счёту всё это зависит вовсе не от любви, как вы изволите выражаться, а от выдержки.
— Как трёхдневные состязания? [7]
7
Ежегодные соревнования по конноспортивному троеборью, которые проводятся в парке Бадминтон-Хаус, усадьбе герцога Бофортского в графстве Глостершир.
Белинда с удивлением воззрилась на него поверх лошадиной спины.
— Очень хорошо, Даффи. Где только вы слышали о конном троеборье?
— Видел, наверное, по телеку.
Он вспомнил большую усадьбу и множество мужчин в синих шерстяных шапочках с кисточками, и с тростями, которые раскладывались и превращались в табуреты. Повсюду стояли ленд-роверы, наездники брали барьеры и падали в яму с водой, а голос комментатора звучал так, словно его язык был обряжен в шапочку с кисточкой и подпирался тростью-табуретом.