К далекому синему морю
Шрифт:
Морхольд разделся и быстро, подпрыгивая на здоровой ноге, насухо вытерся тряпкой. Натянул белье и штаны, перехватив их портупеей. И нацепил на себя обкромсанный спальный мешок. Продел руки в дырки у плеч, застегнул, снова влез в ОЗК. Хм, а получилось очень даже хорошо. Тепло и сухо, что еще надо? Ай… твою мать… он почесал бедро прямо через ткань и плотную вату. Что-что… добраться до людей и найти дуст против вшей, вот что.
Свои вещи он развесил на рогатине, странных арбалето-гарпунометательных хренях и сломанных стволах двух березок. Плащ уныло обвис
Вещей у рыбаков-недобандитов оказалось не так и много. Из полезного обнаружились всякие рыболовные снасти, два настоящих кизлярских ножа, сломанные поддельные часы «Тиссо», три фильтра к противогазу, книга про Безымянку и парня в респираторе, металлическая фляга с каким-то вонючим спиртным и три свежезакатанных банки мясных консервов. Так себе набор, если честно.
Морхольд вскрыл одну банку, вооружился ножом и начал есть. Жуть покосилась в его сторону. Решив не терзать животное, он выложил половину консервов на шапку Ермака и подвинул к мордочке. И спустя тридцать секунд удивленно присвистнул.
– Ну ты и сильна есть, красотка.
Красотка, в чем Морхольд был уверен, подошла и потерлась о его колено. Он почесал зверюшке подбородок и одобрительно кивнул, слушая довольное урчание.
– Эй, земляк, – Морхольд пхнул связанного, – далеко аэропорт?
– Не-не, – зачастил пленный, – близко, часа два, я покажу, покажу!
– Молодец, – констатировал Морхольд, – а теперь заткнись.
Тот заткнулся. Жуть снова оказалась рядом с его лицом и, видно на всякий случай, зашипела.
Пора было и честь знать. Морхольд покрутил головой: нет ли где опасности. На его счастье, высокой мощной фигуры не наблюдалось. Хотя, как он уже убедился, отсутствие Молота в поле зрения вовсе не говорит о том, что того нет рядом. Мост мостом, а вдруг где-то тут неподалеку брод, например? Или добрый паромщик?
– Я убью тебя, лодочник… – он усмехнулся. – Лезет же в голову чушь какая-то.
Вещи собрал быстро. Все сырое приторочил к рюкзаку, сложил найденные относительно ценные манатки в вещевой мешок, освободил пленному ноги. Именем не интересовался, на кой ляд? Рыбачьи гарпунопулялки повесил ему же на шею, вместе с вещмешком. Рюкзак приспособил на спину несчастного дылды. Остаток троса завязал на шее и пинком отправил невольного носильщика вперед.
Когда по ОЗК, тоненько покалывая коготками, от бедра до плеча пробежали быстрые лапы, Морхольд понял, что Жуть признала его за своего. Покосился на хищную мордашку, невозмутимо посвистывавшую через вывернутые узкие ноздри, и ухмыльнулся.
– Мне еще деревянную ногу, тьфу-тьфу, шляпу с перьями, а тебе научиться орать про пиастры – и пипец, я прямо капитан Сильвер…
Они тронулись. Похожий на заморенного навьюченного верблюда Дылда, важный и наглый караванщик Морхольд и не менее наглое непонятное создание Беды, сидящее у
Под ногами чавкала раскисшая после снегопада земля. Из нее торчали колючие остатки несдавшихся сорняков. Выл ветер – постоянно, как девочка-подросток настроение, менявший направление. Небо хмурилось и нависало мрачнее обычного. Хотя, возможно, просто надвигался вечер. Морхольд, если честно, немного запутался.
Чуть поодаль, вяло взмахивая крыльями, пролетел нехилый крыложор. И даже не обратил никакого внимания на трюхающий внизу ужин.
– Охренеть, – удивился Морхольд, – это как так?
– С помойки летит, – осторожно вякнул Дылда, – с аэропорта.
– С помойки?
– Ага, – услужливый проводник-носильщик даже попытался обернуться, – там же бойня, всегда найдется что выкинуть.
– Выкинуть? С бойни? – Морхольд удивился еще больше. – Это как же? Ты иди, не оборачивайся. И отвечай. Вижу я, сам понимаешь, не очень хорошо, а вот на слух не жалуюсь.
– Ну как… Хвосты, копыта, кости… Головы…
Морхольд покачал головой, не веря. Это насколько же можно хорошо жить, чтобы выкинуть голову? Такого себе в Кинеле – даже в Кинеле – не позволяли. Где сейчас с едой хорошо?
С головы, коровьей или свиной, какая разница, столько всего можно срезать – суп сварить, холодец залить, ну, правда? Губы так вообще деликатес, особенно если где сподобиться уксуса найти и горчичного порошка. Ни то, ни другое умирать после Беды не хотело. Порошок развел и пользуйся, а уксус только крепче становился. Головы выкидывать, обалдеть просто.
Рога тоже в дело, само собой. Вместе с копытами. Это раньше можно было посмеяться над этим. Но не сейчас. Пуговицы, к примеру, самое оно из кости резать. А рога давно под светильники приспособили. Масла или парафина залить, фитиль воткнуть, в дырку от сучка засунуть, – все, пользуйся.
Пожалуй, тут Морхольд даже готов был поверить, что мог погорячиться с оплатой за товар. Не продешевить, а наоборот. Как бы его плитки и все прочее не оказались бы так… чем-то не особо важным. Хотя это все хорошо. Да-да, он усмехнулся.
Если летуны и вся кодла, вьющаяся рядом с ними, так шикуют, то что? То они и впрямь летают, возят что-то важное и дорогое. И постоянно. Откуда еще возьмется целая бойня, функционирующая так, что крыложоры обжираются ее отходами? Отходами, которые в Кинеле с руками оторвали бы скорняки и прочие мастеровые.
– Слушай, а как там вообще люди живут?
– Я думал, ты там был, – удивился длинный. – Ну ты так… уверенно…
Морхольд хмыкнул.
Ему не довелось бывать в самом аэропорту. Да и, если честно, он узнал про него случайно. Думал когда-то, что по Курумочу точно шандарахнули и камня на камне не оставили. А потом, полгода назад, увидел как-то в небе странную штуковину. Она больше всего напоминала воздушный шар. Или дирижабль, в этом Морхольд не особо разбирался.
Ну, да, так и было. Он вспомнил, как топал от Энергии до Кинеля, по пояс проваливаясь в болото, и…