К далекому синему морю
Шрифт:
Там-то оно все и случилось.
А как было? Да очень просто. В палатке майора частенько опускались шторы и включалась громкая музыка. Ой, вот только не нужно про то, что это пошло и все такое. Ценить обычную плотскую, а не только возвышенно-воспаренную любовь начинаешь именно так. Когда каждую минуту тебе на голову может жбякнуться что-то тяжелое и смертоносное. Вот майор с дивизионным писарем и наслаждались. А Ему, перед самым выездом, ОНА четко сказала: хватит заниматься детскими глупостями. Все!
Вот
Тайное или нет, но оно было, свидание. Которое переросло в то, во что и должно было перерасти.
А на тумбочке у палаток стоял дневальный, проморгавший возвращение Гиацинтова…
Наверное, все это майору наконец осточертело. А может, сказалось напряжение. Да кому понравится, когда возвращаешься «домой» и видишь, как твою женщину, сопя и пуская слюни, трахает какой-то щенок? Вот потому вечером, после отбоя, круг людей в форме смотрел на них, бившихся за Нее.
– М-да… – Багира потерла нос. – Конечно, баба виновата, кто ж еще, да? Глупая какая-то история. Это хоть не ты был?
Одноглазый помотал головой.
– Она мне не нравилась. На вкус и цвет, сама понимаешь. Тем более, служил уже по контракту, а женщин в Красном всегда было много. И даже порой красивых.
– Ой, да что ты, – Багира усмехнулась, – красивые порой. А то вы, мужики, как на подбор, каждый второй прямо Брэд Питт.
– Тсс-с, – одноглазый подмигнул, – не зови дьявола на ночь глядя. Говорят, после войны он приходит по ночам к тем женщинам, которые его звали.
– Кто? – оторопела Багира. – Питт?
– Ага.
– Тьфу ты, клоун, – она фыркнула. – В кои веки попался вроде нормальный мужик, а все туда же. Смеяться после слова «лопата»?
– Да как хочешь, – одноглазый виновато пожал плечами. – Глупость сморозил?
– Не то слово. Хотя… Хорошо, что мы с тобой помним про Питта. Могли бы про Кончиту Вурст помнить. Оно отбиралось на «Евровидение» перед самой войной.
– Не-не, – одноглазый хохотнул. – Не видел. Да у нас Зверев был – свой, теплый, ламповый.
– А мне Том Харди нравился, – Багира вздохнула, – я с ним все фильмы смотрела. Перед войной, помнишь, он нового Безумного Макса играть должен был. Жалко, не увидела. Он тебе нравился?
– Кто?
– Харди. Хотя да. Там еще Терон играть должна была. Терон?
– Нет.
– Почему?
– Потому что она – воплощение самой настоящей греховной красоты. И из-за глаз.
Багира вздохнула и не поверила. В глаза. Мужики такие мужики. Ага, глаза.
Глава 6
Трое без лодки
Самарская обл., аэропорт Курумоч
(координаты: 53°30'06'' с. ш. 50°09'18'' в. д.),
2033 год от РХ
Вода обожгла холодом. Рюкзак, лямкой охвативший рукав плаща, тянул вниз. Морхольд всхрапнул, захлебнулся, закашлялся. Оттолкнул липнущий спустивший пластик лодки, броском кидаясь вперед. Разом отяжелевшая одежда мешала, сковывала. По лицу ударило волной, забив носоглотку, попав в глаза. Дерьмо!
Рядом плеснуло, ударило тяжелым по ногам. Морхольд дико заорал, ничего не стыдясь. Умирать страшно. Умирать из-за какого-то карася-переростка еще и мерзко. Только рыбе это не объяснить. Да и воде, упорно тащившей его вниз, тоже.
Он нырнул, против воли и сознания, орущего – не надо, не надо! Надо! Потому как из-под черной глади, в ряби и пене, тварь прикончит его сразу. Чертов рюкзак скинуть не удалось. Рогатина торчала пером вперед, лишь бы успеть.
Тут, внизу, вода казалась уже не такой ледяной. И не мутная, практически прозрачная, ни фига не черная. Морхольд, еле шевеля ногами, крутил головой. И, увидев искомое, замер. Потому как справиться с такой-то вот сволочью, в ее стихии, с говно-копьем… было нереальным. Со дна, соглашаясь, скалилось несколько черепов.
Из глубины, рассекая воду со взвесью ила и песка, прямо на него неслось чудовище. Вытянутое тело, длинная пасть, плавники, покрытые иглами, частокол шипов по позвоночнику. Щука, етит-колотит. Крокодил просто, а не щука. Но Морхольд сдаваться за просто так не собирался.
Рыбина, изогнувшись хитрым поворотом, замерла. Секунду спустя, еле заметным глазу движением, ударила. И он ее встретил. Единственным возможным и отчаянным движением. Зажав ратовище рогатины под мышкой и ударив, как смог, косым выпадом, стараясь поддеть под жабры.
Сталь вошла в мягкие, податливые ткани легче, чем думалось. Сложнее оказалось со второй частью замысла. Пробить вязкую мякоть и зацепить позвоночник не вышло. Рыба вырвалась, дернула кверху. Легкие Морхольда жгло без кислорода, краснело в глазах. Он пробкой выскочил на поверхность, отчаянно думая о том, что дальше, и пытаясь скинуть рюкзак. Над головой просвистело. И еще. Когда щеки, содрав кожу, коснулся тросик, он понял, что спасся.
Если сможет не утонуть. Но ему не дали. Вытащили на тот, нужный ему, берег.