К морю Хвалисскому
Шрифт:
— Хельги! — позвал он негромко и жалобно. — Хельгович!
Искаженные болью черты раненого смягчились, веки дрогнули. Лютобор приоткрыл глаза, и взгляд его сделался осмысленным.
— Скажи моим братьям, — разобрали стоящие рядом то ли хрип, то ли стон. — Пусть посылают гонцов к Кегену и ханам… Итиль не принял условия шаха… Хорезм на помощь не придет…
Свет в его глазах погас, они начали закатываться.
— Лютобор! Любимый!
Мурава бросилась к суженому, пытаясь удержать готовую безвозвратно истаять жизнь. Вновь разлепив заплывшие щелочки глаз, русс мучительно прищурился,
— Мое крещеное имя — Александр… — одними губами проговорил он. — Помолись за меня… когда меня не станет…
По его телу пробежала судорога, изо рта потекла кровь напополам с желчью.
— Только попробуй! — в сердцах пригрозил Анастасий, приникая к груди русса, в которой слабо, но упрямо продолжало биться сердце. — Мы еще над тобой и над сестрой златые венцы держать будем!
Когда поднимались по сходням, критянин пояснил:
— Он принял святое крещение у нашего с тобой деда в Ираклионе, потом, однако, увидев двуличие и беспринципность царедворцев, иногда облеченных духовным саном, вернулся к прежним богам. Отцу Артемию удалось убедить его, что люди — это всего лишь люди, и у любого стада может оказаться дурной пастырь.
Товарищи перенесли Лютобора на палубу. Там уже все было готово. По приказу Анастасия Воавр даже согрела воду и приготовила перевязи. Отправляясь ввечеру в город, новгородцы знали, что без раненых не обойдется. Завидев безжизненное тело, простертое на носилках, корелинка попыталась было заголосить, как по покойнику, однако, встретив уничтожающий взгляд Муравы, затихла.
Позже дядька Нежиловец поведал, что после ухода Белена и хазар Воавр принялась разбирать хозяйские вещи и наткнулась на Дар Пламени. При всей своей глупости и легкомыслии чернавка смекнула, что к чему. Со слезами на глазах пав в ноги дядьки Нежиловца, несчастная поведала, как Белен побоями и угрозами принудил ее похитить у хозяйки Лютоборов кинжал. Откуда хазарский прихвостень узнал про заветную вещицу, корелинка не ведала. Впрочем, вместе с Беленом дружина недосчиталась и двух гридней. Тех самых, которые несли караул в Булгаре.
***
Весь остаток ночи и следующий день новгородцы без передышки гребли, то сидя по двое у весла, то сменяя друг друга. При попутном ветре к веслам прибавляли парус. В таком напряжении сил провели следующие пять дней. Не то, чтобы новгородцы уж очень рассчитывали уйти от погони, а в том, что хазары ее уже послали вслед, никто не сомневался, просто было бы как-то спокойнее встретить поганых хотя бы вблизи владений хана Органа, авось, услышат шум битвы да на подмогу придут!
И еще. Новгородцы, включая Твердяту, без лишних понуканий трудили себя до ломоты в спине и кровавых мозолей на ладонях потому, что им хотелось думать, будто отдаваясь без остатка работе, они делятся жизненной силой со своим товарищем, который в это время вел рядом неравный и жестокий бой со смертью. Чем они могли еще помочь, если даже премудрые лекари, сделав все возможное, говорили, что теперь остается только ждать и надеяться.
Лютобор все это время находился в беспамятстве. Он метался в бреду, никого вокруг не узнавая, то
***
Начинался седьмой день пути. Дядька Нежиловец велел Торопу отдать Анастасию весло, и мерянин прошел под полог узнать, какая помощь нужна боярышне. Все это время девица ни на шаг не отходила от своего суженого, слышать не желая про еду или сон, подкрепляя силы глотком святой воды, сухой просфорой и молитвой, забываясь ненадолго и вскидываясь от малейшего стона. Вот и сейчас она оставила свой пост только для того, чтобы приготовить материал для перевязки да проверить, напрел ли отвар, который она по глотку вливала в рот раненого.
Мерянин какое-то время смотрел на полускрытое повязкой, осунувшееся лицо наставника. Потом его отвлек свернувшийся калачиком возле хозяина Малик. Почувствовав себя лучше, пардус пытался освободиться от жесткого и широкого берестяного ошейника, не позволявшего ему глупым языком разодрать раны. Тороп присел на краешек мехового одеяла и нагнулся шлепнуть зверя по уху.
Внезапно он почувствовал на себе взгляд. Лютобор открыл глаз и внимательно смотрел на него, пытаясь что-то произнести. Тороп нагнулся к его губам.
— Скажи дядьке Нежиловцу, — услышал он слабый шепот, — пусть поставит парус. Ветер меняется.
Мерянин еще бестолково хлопал глазами, силясь проглотить подступивший к горлу комок, когда вернулась Мурава. И следующие слова русса, предназначенные ей, разбирать особо не пришлось:
— Муравушка! Лада моя!
— Любимый! — проникновенно сказала девушка, осторожно прижимаясь губами к его губам.
Тороп готов был голову заложить, что на этот раз Лютобор сумел ответить. Мерянин пробирался на корму, передать дядьке Нежиловцу его слова, когда оттуда донеслось, который раз уж за это лето, ненавистное:
— Хазары!
— Парус поставить, на весла приналечь! — проревел дядька Нежиловец.
В следующий миг та же команда донеслась с Малова драккара.
Похоже, новгородцы сильно разозлили хазар. В погоню за ними послали не менее трех сотен всадников и два корабля северных наемников. А до земель ханов Органа оставалось еще около двух дней пути.
Дядька Нежиловец повернулся к Малу:
— Эх, зря ты с нами связался! — прокричал он, перекрывая боевые приготовления. — Голова целее бы была!
Торговый гость только рассмеялся:
— Да за вашу боярышню и ее суженого я теперь хоть к огненному змею в пасть полезу!
Дядька Нежиловец махнул на него рукой: одно слово, с кем поведешься!
— Ну что, братцы! — прорычал он, обращаясь к дружине. — Не посрамим чести воинской! Отомстим поганым за нашего боярина и Лютобора.
— Не посрамим! — отозвались гридни!
— Оставим по себе долгую память!
Чуть позже старый кормщик подозвал Торопа.
— Что бы ни случилось, ты должен добраться до ханов Органа и передать им то, что сказал Лютобор.