К новому берегу
Шрифт:
Анна долго вглядывалась в смуглое лицо парня, словно не веря своим глазам, а потом пробормотала:
— Айвар Тауринь… вы тоже здесь?
— Как видите… — сказал Айвар. — Разве это так невероятно?
Робко и неловко пожали они друг другу руки и в первую минуту не знали, о чем говорить, куда глядеть.
— Это было трудно предвидеть… — сказала наконец Анна, отвечая на вопрос Айвара. — Я думала, вы остались у немцев. Где ваши родители?… Не эвакуировались?
— Таурини? Нет, им даже в голову не могла прийти такая мысль. В сущности говоря,
— Как же это? Вас так мало беспокоит, что думают ваши родители?
— А вы о своих много думаете?
Анна посмотрела на Айвара и невольно улыбнулась:
— Мои родители — дело другое. У нас уже давно… не было согласия. Но скажите, почему вы не остались в Ургах? Вас-то гитлеровцы не тронули бы.
— А вы, Анна, остались бы дома, если бы определенно знали, что гитлеровцы вас не тронут?
— Ни в коем случае!
— Почему?
— Потому что не могу представить себе жизнь под их ярмом… Потому что я должна быть вместе с моими товарищами и бороться с захватчиками!
— Почему же мне не быть вместе с вами?
Они сели на пни и продолжали разговор. Айвар рассказал, как он ушел из дому, как вместе с группой советской молодежи дошел до Эстонии, Ленинграда… Дивизионный лагерь… первые бои под Москвой, затем ранение под Старой Руссой… госпиталь, дом отдыха, запасный полк… и снова фронт. Просто и скромно рассказывал Айвар о последних боевых эпизодах как о чем-то обыкновенном, и то больше о боевых товарищах-стрелках, чем о себе. Создавалось впечатление, что во время массированного налета немецких бомбардировщиков и позже — при отражении атак фашистской пехоты — на его долю выпала лишь роль статиста, а все сделали другие. Анна поняла — Айвар затушевывает свои заслуги. Не было ни малейшего сомнения, что он настоящий воин, способный командир, храбрый и хладнокровный в самой трудной обстановке. Его скромность и сдержанность понравились Анне, и с этого момента она увидела его совсем в ином свете.
Анна рассказала Айвару о своей жизни с того времени, как оба они оставили родные края. И когда все было рассказано, у обоих возник один и тот же вопрос: «Как-то живется сейчас там, у Змеиного болота?» И они заговорили о том, что, по их мнению, могут делать их домашние и что сталось с их общими знакомыми.
— Мой брат Бруно теперь самый ярый помощник немцев, — сказала Анна. — Добром он не кончит.
— Мой приемный отец во всяком случае не отстанет от него и роет себе яму, — сказал Айвар.
— Все же мне не совсем ясно, — сказала Анна, — почему вы ушли из дому. Вы, по-моему, хорошо уживались со своими приемными родителями. А о своих настоящих родителях вы что-нибудь знаете?
— Долгие годы я ничего не слышал о них. Узнал только в день своего ухода из дому.
— И потому именно ушли, что узнали?
— Отчасти потому… и еще по одной причине, но о ней я скажу вам только после войны.
— А вы знаете, где они сейчас находятся? Встречались с ними?
— Скоро
— Тогда я начинаю кое-что понимать, — сказала Анна и протянула Айвару руку, но он попросил не уходить.
— У меня к вам просьба, Анна… Недавно у меня был серьезный разговор с политруком нашей роты Пакалном. Он думает, что мне пора вступить в партию. Если бы это произошло, дали бы вы мне рекомендацию? Одну рекомендацию обещал мне Пакалн.
Анна изумленно посмотрела на Айвара.
— Меня только недавно приняли в кандидаты партии, — сказала она. — Я еще не могу дать поручительство.
— Я этого не знал.
— До свидания, Айвар.
— До свидания, Анна…
Как очарованный, смотрел ей вслед Айвар и чувствовал себя самым счастливым человеком в мире. Более получаса говорила с ним Анна, дружески и просто, а уходя, назвала по имени: Айвар… Так никогда не называют чужого, так никогда не говорят человеку, которого не желают знать.
— Спасибо, милое солнышко… — взволнованно шептал он. — Как я сейчас буду воевать, ох, как буду воевать! Тебе не придется стыдиться знакомства со мной.
А у Анны на душе было невесело. Ей не давала покоя одна мысль: товарищи Айвара по роте, очевидно, ничего не знают о его прошлом. Он им ничего не рассказал или сообщил не все и не самое главное, что надо было знать рекомендующим и партийному собранию. Как бы посмотрел Пакалн на то, что в Ургах было девяносто гектаров земли и много батраков и батрачек? Конечно, не дал бы тогда рекомендации. Но почему Айвар молчит об этом? От партии нельзя ничего скрывать. Если он это делает, то совершает преступление перед партией, и она никогда не сможет оказать ему доверия.
Чем больше думала об этом Анна, тем неспокойнее становилось у нее на душе. «Может быть, Айвар сам расскажет обо всем на партийном собрании? А если не расскажет? Я — единственный человек в дивизии, знающий прошлое Айвара. Мне молчать нельзя, ведь через некоторое время, когда все станет известным, Айвара придется исключить из партии как пробравшегося обманным путем в ее ряды».
В тот день должен был состояться слет снайперов полка. Анна отправилась на слет часом раньше, чтобы успеть поговорить с военкомом полка Яном Лидумом об Айваре Таурине. Она знала: этот седой, закаленный революционер сумеет во всем разобраться и дать ей правильный совет.
Лидум принял ее в своей маленькой землянке.
— Что у девушки на сердце? — спросил он ее и, как обычно, ласково улыбнулся. — Садись, Анныня…
Анна села и начала рассказывать. Лидум ни разу не прервал ее, спокойно выслушал необычайное сообщение, но глубокие складки на лбу показывали, что он недоволен. Когда Анна умолкла, военком задумался, барабаня по столу пальцами.
— Может быть, Тауринь только приспосабливается? — спросил Лидум. — Весьма возможно, что он заслан в дивизию со специальными заданиями, о которых мы и понятия не имеем. Враг очень коварен и не отказывается ни от какой возможности повредить нам.