К строевой - годен!
Шрифт:
– Куда пошел? Отдыхать? Иди копай, жопа! Ты чего тут наворочал?
Подоспел Мудрецкий.
– Отставить. Ефрейтор, вы в первый раз за рычагами?
– Я же как лучше хотел. Еще бороздочку бы прошли. Все меньше копать.
На пятачке, рядом со стояночным местом брони номер 84, собрался весь взвод. Никто ничего не говорил. Каждый ощущал, как впухает в ситуацию все больше и больше.
Тут накренившийся столб подумал-подумал, да и упал на заграждение, повалив несколько деревянных столбов с закрепленной на
Парижанский подошел и похлопал Мудрецкого по спине.
– Все. Готовьте мудя к раздаче. Сегодня вечером комбат кастрирует весь взвод.
Мудрецкий разозлился.
– Нечего стоять! – недуром выкрикнул он. Солдаты таким злым своего взводника еще не видели. – Столб к дороге! Колючку восстановить!
Перед ужином Стойлохряков приехал на своем «Ауди-100» проверить, как идут дела.
Лейтенант скомандовал: «Становись!» Но так как люди работали в разных концах парка, собрать всех удалось не сразу.
Фрол, топая рядом с Простаковым, с тревогой слушал беспокойный глубокий бас комбата. Пока слов не разобрать. Но явно подразделение на промывании. Леха успел выспаться в кустах, благо работали по тыльной стороне вплотную с палисадничком, и ничем не выдавал собственного беспокойства.
– Слышь, орет как, – до поворота оставалось несколько метров. – Может, повременим? – советовался Фрол.
– Нечего. Когда всех вместе трахают, то не страшно, а главное, не обидно.
Парочка вяло выплыла из-за угла.
– Бегом! – тут же рыкнул комбат. Уже весь взвод стоял вытянутым в тетиву и впитывал в себя речь подполковника.
Простаков встал сразу после сержанта Батракова, а Фрол пробежал на свое место перед Бабой Варей.
– Химвзвод, вы хотите, чтоб я снова стал майором, да? И поехал в Сибирь?
Резинкин глядел на лейтенанта и понимал, что, начни сейчас доктора Мудрецкому вырезать аппендицит, он ничего не почувствует. «Пиджак» пребывал в трансе. А тачка у комбата ничего. Серебристый металлик. Резина новая. Явно брал в Германии.
– Рядовой!
Витек вздрогнул и посмотрел на комбата.
– Мне в глаза надо смотреть, урод. В общем так, мужики. Вы не обижайтесь, но после ужина снова сюда. Завтра утром я хочу проснуться и увидеть готовую КСП. Если нет, – он повернулся к лейтенанту, – ваш командир отправится воевать. Пришла разнарядка на дивизию. Шутки кончились.
Затраханные и озверевшие химики молча ввалились в столовую, молча пожевали и молча вышли.
Снова в парк. Готова только полоса шириной два метра, да и то не до конца. Распределились, взялись за лопаты.
Мудрецкий сидел в курилке, смолил, повесив голову. Через час стемнеет. Что делать? Стоящие рядом столбы они благополучно посносили.
– Товарищ лейтенант, можно предложение высказать?
Простаков – здоровый, а тихо ходит, даже в сапогах.
– Ну.
– Лошадь надо. Помните, женщина, у которой
О Маше он помнил. Еще не улеглось волнение в груди.
– Лошадь тебе, Простаков, никто не даст. Потом, как с ней обходиться?
– Баба Варя, рядовой Бабочкин, был конюхом у себя в деревне.
– Или завтра воевать, или чему быть, того не миновать.
– Чего? – Простаков не расслышал.
– Кто хорошо село знает? Колхозные лошади есть?
– А чего там-то не попробовать?
– У частника лошадь ты со двора не выведешь. Она хозяина знает.
– Лошадь не корова, с ней договориться можно, – из-за левого бедра Простакова показался маленький Бабочкин. – Но лучше колхозную, это так. Сахар надо. Или морковку.
– Где я тебе по весне морковку найду? – Мудрецкий поежился, начинало холодать. Почесывая бывший аспирантский лоб, командир молчал. – Сахар свой возьму. Где Резинкин? Пусть заводит. Лошадь, так лошадь.
Когда лейтенант окинул взглядом периметр, он не поверил своим глазам. Работали все. Кто поваленный забор поправляет, кто копает. Кикимор лично граблями управляется. Что случилось? Неужели его солдатам не безразлично, что будет с ним дальше? Поедет он воевать или нет, какая им разница? Или сами боятся попасть в опалу к комбату?
Дежурный разрешил вывести несколько грузовиков, чтобы освещать ход работ. Хорошо. Еще тридцать минут – и без подсветки никуда.
Все равно не успеть. Не успеть, черт. Лошадь помогла бы, это верно. Рядом с забором нетронутая полоса сантиметров пятьдесят. По внешнему краю работа идет, но насколько хватит солдат? Парк не маленький. Даже если придется копать всю ночь, справятся ли?
Снова в селе. Снова стоят на том же самом месте, где брали консультации у бабулек. Теперь лавочка пуста. Стемнело и холодно, желающих бродить по улице нет. Может, здесь вообще нет ни колхозных, ни фермерских лошадей, что тогда? Как назло, никто во взводе не знаком с поселковым хозяйством. По слухам, где-то около прудов есть свиноферма. Может, там и конюшня. А где пруды?
– Куда дальше, товарищ лейтенант? – Резинкин разглядывал голых девок с вкладышей от жвачек. Спец по лошадям Бабочкин, урвав минутку, спал.
– Надо найти пруды.
Пруды-то они нашли. И конюшню нашли. И сторожа, крепкого и плечистого мужика, тоже. Бородатый тип в фуфайке встречал их охотничьим ружьем. В свете автомобильных фар конюшня не показалась Витьку ветхой.
– Похоже, недавно построили, – сказал Мудрецкий, вылезая для встречи со сторожем.
Мужик долго не ломался. Сошлись на трех бутылках водки – вначале он просил аж ящик – и двадцати литрах бензина из бака грузовика. Бабочкин на удивление быстро нашел общий язык с немолодым, но высоким жеребцом черной масти по кличке Резвый, что понравилось сторожу.