К судьбе лицом
Шрифт:
И если она хотела послать нам свое проклятие…
– Кто отец?
Гермес вдруг уставился на меня так, будто видел впервые.
– А ведь ты с ним близко знаком, – протянул задумчиво. – Он ведь твой… как это – подданный? Или просто у тебя в царстве жилье снимает? Хотя нет, он же тут был еще до тебя…
Я уже не слушал его – зажмурился, стараясь убежать от хохота, который глушил, колебал мой мир, прорывался из черных недр…
Тартар.
Сказание 7.
И вот в Тартар-тартарары
Лечу стремглав, вдыхая холод
Непоправимого конца,
Игры проигранной до праха,
И нет, как нет у мертвеца,
Во мне сомнения и страха.
Н. Туроверов.
– Зря проклинаешь. У меня и без того никогда не будет детей.
На моей свадьбе они провозглашали тосты. За союз увядания и возрождения. Пустоты и наполненности. Небытия и бытия.
И желали мне побольше наследников, даже не задаваясь вопросами: как? Как может забеременеть бытие – от небытия? Возрождение от увядания? Свет от тьмы?!
Они не признавали этого, потому что намертво запомнили главный принцип Громовержца.
А если очень хочется?
Если очень хочется – тогда обязательно получится…
– Что ты сказала?
– Правду. Что не хочу от тебя детей.
Правду. Ты сказала правду. Я тогда солгал, пеняя на свой мир, на отца, на долг…
Я так страстно хотел детей – от тебя, Кора! – что готов был наплевать на собственное бесплодие.
Ты так страстно не желала детей от меня, что попрала данную тебе возможность создавать жизнь.
У правды долгий путь.
Хорошо, что она пришла ко мне только сейчас, когда уже все закончилось, когда уже ничего не может ни гореть, ни леденеть внутри, только память ихором вытекает из вен в озерную воду: бесцветно-чистое – в застоявшуюся болотную тьму, жизнь – в небытие…
Невозможный союз.
Ну, а если очень хочется?
Гея и Тартар. Мощь и плодоносность Земли. Уничтожающая тьма Великой Бездны. Двое, рожденные из Хаоса в самом начале времен.
Их дети на Флеграх – наполненные силой, какая, быть может, не снилась и титанам…
Снилась ли она нам?
– Сколько?
Я продолжал задавать вопросы. Гермес – отвечать, тоном послушного племянника.
А взгляды наши сошлись в единой точке – в черноте
И смотрели мы – словно в Тартар.
– Полсотни. То есть… на самом деле – двенадцать.
«Двенадцать», – нажимом отдалось от бронзы.
– Каждый – оружие против одного из Олимпийской Дюжины. Полибот – он сражается трезубцем, как Посейдон. Тифей – копейщик, но видно, что он – пара Дионису…
Он долго молчал. Я его не тревожил, уперся взглядом в мраморные плиты – не сдвинуть.
– Страшнее всех старший – Алкионей. И у него есть второе имя… Прозвище.
– Попытаюсь угадать – Погубитель Зевса?
Дрогнули посеревшие губы вестника, приносящего очень дурные вести.
– Гибель Аида.
Взвыла бронза – мириадом потерянных душ, нет – это мой мир в предчувствии недоброго. А Тартар молчит, но молчит зловеще: там ухмыляются про себя. Что, мол, Владыка, взял? Кто клялся, что будет – адамантовым стержнем? Замком?
Гибель Аида!
К замку подобрали ключ. Только и дела-то теперь – вставить да повернуть…
Тревожно подобрался за троном Гелло – шарахнулся в угол, свистя дыханием. Он услышал, угадал во мне то, чего не было – века.
«Боишшшшься…»
Да, боюсь. Мне страшно сейчас до похолодения пальцев, до посинения губ, до невозможности вдохнуть: исчез воздух, и вокруг только студень этих омерзительных слов: «Гибель Аида». Мне страшно до того, что я готов упасть на колени и молиться.
Вот только если ты бог – тебе попросту не к кому взывать. Изволь делать сам.
– Великая честь, – выговорил я тяжело, глядя поверх головы племянника. – Благодарю за то, что явился ко мне, а не на Олимп.
Он дернул плечом, поднимаясь. Верно понял, что еще немного – и его все-таки казнят за принесенные вести. Махнул рукой, словно прибавив жестом: «Тебе нужнее».
Я остался в тронном зале один – не припомню, когда такое бывало. Гелло исчез совсем, и только страх вязким туманом полз из углов, наполнял грудь…
Сын Тартара. Гибель Аида.
Сын Тартара. Тот, кто может открыть выход из Великой Бездны.
Не там, где стоят Гекатонхейры на страже. Не там, где окованные Гефестом ворота.
А где угодно.
Он же сын Тартара и Геи…
Геи, которая не может порождать лишь для уничтожения и мести. Она родила не проклятие нам. Она родила то, что может освободить ее сыновей.
Только нужно сковырнуть щит. Сбить замок, который держит узников помимо Сторуких. Убрать из стен этой темницы один-единственный стержень.
Адамантовый стержень.
Алкионею только нужно соответствовать своему имени: быть Гибелью Аида.
А потом наступит долгожданное «Рано или поздно».
О, Эреб, и Нюкта, и Хаос, как же все просто, им не нужно двенадцать Гигантов, им не нужно сто пятьдесят… им нужна только Гибель Аида – а потом из разверзшихся бездн поднимутся титаны, освобожденные братом, – и битва будет решена.