К суду истории. О Сталине и сталинизме
Шрифт:
Был искажен принцип партийности литературы и искусства, выдвигая который, Ленин вовсе не исключал возможности развития различных методов и направлений в области художественного творчества. Но в годы Сталина партийность литературы и искусства трактовалась как обязанность писателей и художников подчиняться решениям партийных инстанций. Деятели культуры должны быть «солдатами партии» в самом примитивном смысле этого слова. За ними не признавалось права самостоятельно изучать и анализировать действительность. Многие ценные произведения, которые трудно было подвести под понятие «партийные», не увидели свет во времена Сталина. В качестве примера можно указать на значительную часть творчества М. Булгакова, А. Ахматовой, Б. Пастернака, А. Платонова и др.
Типичным
Это постановление, однако, давно уже не выполнялось. В отношениях партийных верхов с литературой не было никакого такта, никакой осторожности и терпимости. Для «одобрения» произведений литературы и искусства была создана сложная бюрократическая система, включавшая большое число чаще всего некомпетентных цензоров и администраторов. Бесцеремонно и грубо вмешивался в дела литературы и искусства и сам Сталин.
Как писал в своей книге «О товарище Сталине» Ем. Ярославский, Сталин не только любил читать произведения русской, советской и западной литературы, он и сам сочинял «в молодости хорошие стихи», которые печатались в газете «Иверия» за подписью «Сосело». К счастью, Сталин не был все же объявлен еще и величайшим поэтом современности. Однако он оставил весьма заметный «след» в советской литературе и в искусстве.
Во многих случаях именно замечания Сталина решали судьбу того или иного произведения, а иногда самого писателя или художника. Так, например, Сталин запретил представление пьесы Афиногенова «Ложь», которую репетировали 300 театров. Сталину не понравилось то, что героиня пьесы очень остро говорила о той лжи, которая проникла в нашу жизнь, о нестойкости убеждений у многих коммунистов [824] . Известно, что М. Горький высоко оценил пьесу М. Булгакова «Бег». Однако Сталин отрицательно отозвался о «Беге» и «Багровом острове», а в письмах В. Билль-Белоцерковскому высказал неожиданное и странное суждение, что автор «Дней Турбиных» ни в какой мере не повинен в успехе своей пьесы. И в результате как «Бег», так и большинство других пьес Булгакова были запрещены к постановке [825] . Не без личного вмешательства Сталина была запрещена и опера Д. Шостаковича «Катерина Измайлова» («Леди Макбет Мценского уезда»), которая в течение двух лет с успехом шла в ряде театров, в том числе в Москве и Ленинграде. Однако Сталину не понравилась музыка Шостаковича, и опера была снята со сцены театров. По указанию Сталина снимались с постановки или запрещались к переизданию многие классические произведения. Так, например, перед отъездом в Париж на гастроли МХАТу было запрещено ставить «Бориса Годунова». В «покаянном письме» в июле 1937 года в адрес Сталина снятый с работы директор театра М. Аркадьев перечислял следующие сомнительные моменты трагедии Пушкина, на которые ему было указано «свыше»: недопустимость противопоставления панской Польши убогой России, а также тот факт, что «Дмитрий не дан Пушкиным(?!) тем, кем он был, – агентом иностранной интервенции». «Во всей работе над „Борисом“, – сообщает автор письма, – мы обязательно проводили именно эти указания... с тем чтобы показать правительству и, в случае утверждения, показать на гастролях» [826] .
Именно в годы культа личности огромное влияние и власть приобрела цензура. Мы уже писали о том, что даже А. Луначарский защищал в свое время необходимость цензуры в Советской России. Но Луначарский также писал: «Нам нужна широкая, цветущая и многообразная литература. Конечно, цензура не должна пропускать явной контрреволюции. Но за вычетом этого все талантливое должно находить возможно более свободный доступ на книжный
Никто, конечно, не следовал в сталинские времена этим советам. В результате книги, картины, пьесы десятками снимались с экрана, со сцены, из планов издательств. Так, например, только за сезон 1936/1937 г. из 19 новых постановок в театрах союзного значения было снято 10 постановок как современных авторов, так и классики. Лишь в Москве и Ленинграде было закрыто около 20 театров. В следующем сезоне было снято из репертуара и запрещено к постановке 56 пьес, в том числе все пьесы арестованных драматургов.
Такой же произвол царил в кинематографии. В 1935 году было забраковано и снято с производства 34 кинофильма, в 1936 году – 55. В 1937 году, когда общее число находящихся в производстве картин резко уменьшилось, были запрещены еще 13 кинофильмов. За те же годы более 20 фильмов было снято с экрана уже после демонстрации. Неудивительно, что советская кинематография, несмотря на множество студий, выпускала на экран в послевоенные годы не более 10 картин в год [828] .
Сталин особенно поощрял в этот период создание биографических фильмов, посвященных русским царям, императорам, князьям и полководцам. Сталин лично просматривал сценарии и назначал режиссеров. Известный советский кинорежиссер М. И. Ромм позднее отмечал: «Биографический жанр был скомпрометирован у нас в кино рядом официальных, казенных картин, сделанных, как правило, по единому шаблону, а самый шаблон сформировался во времена культа личности, оказавшего сильное и вреднейшее влияние на самый подход к исторической теме...
...В чем заключалась общая мерка множества послевоенных биографических картин? Герой обязательно становился над народом, он должен был являться фигурой исключительной, как бы вне времени и пространства. Народ присутствовал в картине только в качестве простодушного "окружения", ведомого все понимающим и знающим героем... Вспомним, что в картине "Сталинградская битва", по существу, нет народа, есть только безликая масса. Грандиозное всемирно-историческое сражение изображено как единоборство между Сталиным и Гитлером. Советские солдаты забыты в этой картине...» [829]
Упадок искусства сопровождался и упадком эстетики и литературоведения. Еще с середины 30-х годов в литературе и искусстве проходили одна за другой крикливые проработочные кампании – против «музыкантов-формалистов», «художников-пачкунов» и т. п.
Особенно широкий размах эти кампании приняли в послевоенный период. Мы уже говорили о докладах Жданова, о журналах «Звезда» и «Ленинград». Огульной и несправедливой критике было подвергнуто творчество ведущих советских композиторов. Огромный вред искусству и литературе принесла и пресловутая кампания против «космополитов».
Сильнейшее давление, оказываемое на творческих работников, не могло пройти бесследно для содержания их творчества. Тематика новых работ крайне сузилась. Большая часть лучших произведений 30-х годов посвящена темам Гражданской войны и первому десятилетию Советской власти. В 40-е гг. лучшие произведения литературы и искусства были посвящены темам Отечественной войны. Большинство других сторон и явлений нашей жизни оставалось вне литературы и искусства. Реальная действительность приукрашивалась, недостатки замалчивались. Типичными «лакировочными» произведениями такого рода были, например, кинофильм «Кубанские казаки» или роман С. Бабаевского «Кавалер Золотой Звезды». Под видом народного творчества к 60– и 70-летию Сталина публиковались обширные стихотворные «произведения». «Нельзя сказать, – заявлял К. Симонов, – чтобы наша литература писала о нашей послевоенной жизни прямую неправду, но она в значительной своей части писала полуправду, а полуправда – враг искусства» [830] .