К ясным зорям (К ясным зорям - 2)
Шрифт:
Эти бездельники, конечно, после ужина будут бить баклуши. Но им предстоит развлекать девичье общество, рассказывать веселые были и небылицы, страшные истории о мертвецах и оборотнях, такие, что холодок пробегает по спинам, а потом разводить своих милых по домам, потому что после всех этих россказней сердца всех девчат падают в голенищи.
Вот-вот затопают в сенях хлопцы, загогочут, деланно закашляют, одним словом, громко подадут о себе шумную весть.
Но вдруг распахнулась дверь и на пороге появилась Марушка Гринчишина. Обвела
– А Данько Котосмал с хлопцами поймал на нашей стороне двух половецких парубков.
– И добавила почти радостно: - Мучить будут.
– А где они?
– Да на улице. Напротив Тубола.
– Ой, интересно! Надо поглядеть!
Всполошились, заметались все.
– Видать, к девчатам те половецкие.
– А к кому же еще?
– Кто знает. Может, и к тебе. Приглянулась кому.
А Яринку так в сердце и толкнуло: "Ко мне!.. Это небось тот... красивый..."
Она зарделась, все тело пылало от большого радостного стыда. "Пришел... запомнил... не побоялся!.." И далекое, очень робкое, почти неимоверное: "...Может, это судьба твоя?.." И тут же трезвое, твердое, хозяйское, словно бы к корове, которая побрела в клевер: "А куда ты?!"
– Ну так пойдем, поглядим!
– А пошли.
– Парни-то красивые? Есть на кого поглядеть?
Яринку так и подмывало крикнуть: "Ой красивые! Такие... такие..."
Торопливо одевались, вылетали в двери.
– Тетка Тодоська, мы сейчас!
– Ой, не спешите, подождите, я одна боюсь.
– Кому ты нужна!
– А я все одно боюсь! Наши парубки такие дурные! Такие ревнивые!
– Потому что любят!
– Ха-ха! Сами себя, да и то раз в год!
– Как петухи драчливые!
– Как собака на сене - и сам не гам, и другому не дам!
– Во-он они!
– Ой, у меня поджилки трясутся!
– Так не ходи, если пугливая!
В окружении буковских парубков стояли двое половецких. Им уже, видимо, порядочно намяли бока - одежда облеплена снегом, оглядываются затравленно, словно в ожидании помощи.
– А-а, наши девки!
– обрадовался Данько.
– Тут вот два половецких волка прокрались в буковскую овчарню. Думали ухватить какую-либо ярочку. Да не так сталось, как гадалось!.. Так что ж с ними делать? А?
– Отпустить их!
– сказала Яринка и мигом спряталась за чью-то спину. Она увидела того, жданного, парубка и боялась встретиться с ним взглядом.
– Э нет, нельзя так!
– покачал головой Данько.
– Надобно законы исполнять. Каждый сверчок знай свой шесток! Поняла?.. Пожалуй, сделаем так, чтобы не тянуло их к девкам, да еще к чужим. Поняли? Не так, чтобы сильно и судили за это... Ну, ревность там или еще что...
Девушки стояли ни живы ни мертвы.
– Ой!
– вдруг вскрикнула кто-то из них.
– Бежим к Ригору!
– Я т-тебе
– обернулся к ней Данько.
– Поняла?.. Ну, так у кого есть писарский ножик? Пора кончать... и пускай себе идут... холостые... и неженатые... Так, девки?
– Зараза!
– резким голоском выпалила Яринка и задышала тяжело. Разбойник! И еще противный! Отвратный!
– Цыц, лягушонок, головастик!.. Уже не к тебе ли они случаем шли? А? Эй вы, к кому притопали? Говорите как на духу, может, и выйдет вам помилование. Поняли?
– Ни к кому... Ей-богу!
– едва не плача, заговорил вдруг чернявый парубок.
– Вот крест святой!.. Ну, пустите уже... пусти-и-ите...
Товарищ его, приземистый, скуластый, в солдатской высокой шапке, насупленно молчал.
– Так мы тебе и поверим!
– хихикнул Данько.
– Развесили вот так уши!..
– Данько приставил ладони к ушам и показал, как они хлопают.
А Яринка с большим разочарованием подумала о чернявом: "Ну прямо-таки дите... испугалось... просится..."
– Ну, простите, хлопцы... больше никогда... И детям своим закажем.
"И детям своим закажет!..
– заплакала душа Яринки.
– А чьи же это будут дети?.."
И она застонала беззвучно - не будет у нее от него детей... Пускай бы с кулаками кинулся на Данилу, ну схватили бы его, скрутили... все равно, не дала бы его бить... Пускай бы нож всадил в грудь своему врагу - и это она простила бы! Но не простит никогда того, что он отрекся от ее... от своих детей!
И она, закрыв глаза ладонью, безутешно заплакала.
– Успокойся, глупая! Ну, не будем резать. Поняла? Магарыч поставят. Четверть. Обойдется им это в четыре целковых... Ну, вытряхивайте мошну!
– Мы завтра... ни копеечки...
– Ну, ладно. Отпустим их на все четыре стороны. Только возьмем залог. Должно быть, штаны.
– Да, да!
– радостно загорланили буковские парубки.
– Не иначе как штаны!
– Вытряхивайтесь!
– велел Данько.
– И по доброй воле, а не то стащим и подштанники. Поняли?
Подручные Данилы перемигивались, хихикали.
Чернявый половецкий парубок икал или всхлипывал. Приземистый вдруг рванулся и, свалив одного из буковских, бросился бежать. Его догнали, схватили и, навалившись гурьбой, разули и стянули штаны.
– Обувай свои опорки и катись домой!
– пнул его ногою Данила.
Кое-как намотав онучи, парубок обулся, вскочил на ноги и отбежал в сторону.
– Буковские бандюги! Зеленые! Порешу! Не суйтесь в Половцы!
– Гавкай, гавкай! Мы тебя боимся, как прошлогоднего снега.
– Ну, а ты чего стесняешься?
– подступил Данила к чернявому.
– П-п-пустите!.. Ей-богу, не буду! Да пустите... у меня роматиз...
Буковские шалопаи едва не попадали от хохота.
– Если б это летом, так мы б тебя крапивою! Или в роголистник! Дюже сильно помогает!