К ясным зорям (К ясным зорям - 2)
Шрифт:
По-над зеленым садом.
Сломали веточку зелененькую,
Украсили Яринку молоденькую.
А у нас остался пропуск на свадьбу - шишка, такая симпатичная и румяная, что я подошел к столу, взял ее в ладони, как цыпленка, приложил к щеке, потом, отламывая выступающие кусочки, начал есть.
– "На хлеб, на соль, на свадьбу..." - повторил я и подал половину жене.
– Ешь, причащайся чужой радости!
– Ой, какая там радость!
– покачала головой Евфросиния Петровна. Заездят, людоеды, ребенка!..
Я
– Ну что ж, мамочка... молодость... счастье... и тому подобное... промямлил я.
Жена молча посмотрела на меня, прищурилась, и я понял, что именно могла она подумать: старый дурень, что ты смыслишь в этих делах? Только женщины вправе судить о счастье, потому что в браке оно существует только для них!
В воскресенье, где-то около полудня, мы с Евфросинией Петровной оделись понаряднее и направились к церкви. Зайти в нее, как вы понимаете, было не в нашей воле, и мы стояли в толпе возле ограды.
Отец Никифор старался, как говорят, изо всех сил, и потому службе не было конца. Мы очень замерзли. Но вскоре разогрелись - произошло забавное происшествие.
Из-за поворота улицы показались крытые сани с колокольчиками. Сытые гнедые выворачивали головы набок, словно презирая весь род людской.
В задке саней, прикрыв ноги теплой полостью, сидели два священника: старенький и веселый, с хитрым желтым личиком - половецкий благочинный, а рядом с ним - круглый и гладкий, со звероподобным обличьем, суживавшимся кверху.
На передке, рядом с кучером, вертелся наш ктитор, Тилимон Карпович Прищепа. Он очень нервничал.
У самой церковной ограды кони присели на крупы, прорыли шипами подков глубокие бороздки во льду, захрапели.
Ктитор соскочил на землю, забегал вокруг саней. Тяжело слез и жирный священник и, широко расставив ноли, покачался из стороны в сторону, топнул ногой раз, второй - разгоняя застоявшуюся кровь. Благочинный ласково тыкал щепотью в толпу - благословлял.
– А где ваш чертов поп?
– взревел толстобрюхий и краснорожий священник.
– Где этот сатанинский тихоновец? Подать мне его сюда живого или мертвого!
– В храме батюшка... венчают...
– несмело сказал кто-то.
– Беги, сын мой, - любезно обратился старый к ктитору, - да скажи звонарю, пусть ударит согласно сану... Распустились вы, дети мои, едет к вам благочинный, а у вас ни махальщиков, ни в колокола не бьют... Бесчестье... срамота...
– Дак...
– шлепнул губами Прищепа, дернулся было бежать и указал через плечо на церковные врата, - дак опять же, служба божия...
– Делай, сын мой, как велено!
– сурово нахмурился благочинный, лицо его сжалось - три горизонтальных черты.
Ктитор побежал к колокольне.
–
– Полюбите, полюбите!
– отец Прокопий словно выругал паству.
– А нам отец Никифор люб!
– крикнул кто-то из задних рядов.
– Дети мои, отныне служба будет вестись понят...
– начал было благочинный.
Но его перебили:
– Нет, батюшка, нам такого не нужно! Божье слово, да чтоб по-понятному!.. Какая ж тогда благодать?!
– Дети мои!
– рассердился благочинный и замахал на народ распростертой дланью.
Но тут на колокольне ударили во все колокола. Благочинный, упираясь позади себя руками, с трудом выбрался из саней. Он поднял голову, с умилением вслушиваясь в могучий рев колоколов в его честь.
Все, кто был в церкви, в испуге высыпали наружу.
– Что такое?
– Пожа-а-ар!
– Где горит?
– Бежим домой!
– Ой, нет, кум! Ето Польша еропланы пустила!
– Из волости набилизация пришла!
– Ну-у, держись, комнезамы!..
– Сами подохнете от газов! Что буржуи вам привезут!
– Братцы, пей-гуляй, Страшный су-у-уд идет!
– Дурак, это благочинного нелегкая принесла.
Недовенчанные молодые нерешительно выглянули из церковных ворот. Застывшие от торжественности, шафера все еще держали над ними венцы. Из-за плеч шаферов боязливо выглядывал отец Никифор в полном облачении.
Колокола так же внезапно и смолкли.
А благочинный вместе с громоподобным автокефальным попом уже поднимались по ступеням на паперть.
Всегда затурканный, отец Никифор часто-часто заморгал глазами и весь посерел от страха. Он побоялся даже выйти навстречу благочинному.
Отец благочинный снова начал тыкать щепотью в толпу, потом обернулся к отцу Никифору, пожевал губами:
– Отрешаю тебя, отче Никифор, от службы, яко погрязшего в нечестивом тихонианстве, и назначаю на твое место отца Прокопия, истинного сына нашей праведной автокефальной церкви! Аминь.
Отца Никифора словно под коленки ударили.
– Ба-а-атюшку убива-а-ают!
– заломила руки какая-то баба. Ба-а-атюшка ты на-а-аш!..
Кто-то громко всхлипнул.
Благочинный испуганно оглянулся и медленно-медленно, шаг за шагом стал спускаться по ступенькам. Только автокефальный поп стоял могучий и недвижимый.
– Эй, поп!
– взревел он.
– Выметайся из храма божьего! К черту, к своему кисловонючему патриарху Тихону!
Но тут недовенчанный жених Данько Титаренко вышел из-под венца и приблизился к громоподобному попу.