К ясным зорям (К ясным зорям - 2)
Шрифт:
София знала, с какой стороны ударить.
– Вольному - воля, шальному - поле... Туда и без хозяйства берут?.. Тогда - забирай свое ружжо да шашку и ступай с богом. А на меня не капает. Не пойду к вашему общему казану. Не буду укрываться одним рядном со вшивой Василиной.
Молчал. Тяжело дышал. Потом говорил:
– В суд подам. За половину всего.
Холодок пробегал по спине у Софии - знала: такой теперь порядок. Но за нее стоял неписаный закон села - никогда еще примак не отваживался
Усмехалась про себя, но тем не менее уводила его от этой мысли:
– Ну что ж, отхватишь часть поля, оторвешь половину хаты и хлева - и тяни себе к голодранцам. А нам... с дочкой... как-нибудь...
Вон куда она гнет.
Поговорить с Яринкой?.. Она, может, и примет его сторону. Но согласятся ли коммунары взять на свое попечение калеку, когда у них и своих хватает?..
Со злостью срезал мокрые кочки, так и бросалась кровь в лицо от напряжения. Но разве этим облегчишь душу?
Не мог Степан бросить падчерицу на произвол судьбы, на Софиину милость... Развалить хату над головой Яринки?..
И отомстить Софии не мог.
Из-за этого возненавидел все, что мог считать хотя бы наполовину своим.
Чужое!..
И эта женщина, и хата ее, и огород, и сенокос. Даже небо над ним чужое.
И работал рьяно - не от любви, а от ненависти, - только бы поскорее управиться. Затем ногу в стремя и - айда ловить вооруженное кулачье, Струковых и Шкарбаненковых последышей, Титаренкова выродка...
И уже не обращал внимания на то, что остаются огрехи и София сопит от такой небрежности. И уже не смущало, что жена кряхтит, взваливая себе на спину рядна с непросохшим сеном (переносили с Павлиной на суходол), - так, так, понатужься, сбрось с себя жирок!..
Метнулась от него гадюка, изловчился, схватил за хвост и, раскручивая ее в воздухе, поднял вверх. Змея извивалась, но достать до руки не могла. Натешившись испугом Софии, убил противное пресмыкающееся об окосье. Подморгнул побледневшей Павлине.
– Вот так мы с гадами!..
Внутреннее напряжение Степана разрядилось, и он с чувством легкой физической усталости работал уже спокойно, без злости.
Павлина чувствовала себя неловко. Ей казалось, будто семейная ссора в какой-то мере касалась и ее. Чтобы сгладить чувство этой мнимой причастности к супружеской распре, она начала увиваться вокруг Софии, старалась работать сноровистей хозяйки.
– Да отдохните, тетушка София. Я сама...
– Ой, что ты... К слову сказать - в чужом пиру похмелье, - с грубоватой благодарностью бурчала хозяйка.
– Остановишься отдохнуть, так тот басурман... Ой и злой же!.. Все за коммунию свою...
– Дядька Степан справедливые...
– уклонилась от спора девушка. Досадовала сама на себя, так как все откладывала
Когда сошлись поесть, сказала, не поднимая глаз:
– Дядь Степан, надо бы завтра как-то отвезти Яринку в Половцы.
– А чего?
– насторожилась София.
– Не видали ее там, что ли?
– Утверждать в комсомол. Это уже нас пятеро будет в Буках.
На какое-то мгновение София онемела.
– Так-то?!
– взорвалась она.
– За мое добро?! Мало ли у меня горя в хате?!
– Да, так, тетка!
– тихо, но твердо ответила Павлина. Она вся напряглась: вот сейчас вскочу на ноги, побегу собирать вещички и...
– Молодец девка!
– просто сказал Степан.
– Завтра сам запрягу.
– Лучше б на кладбище повезла, чем туда!
– На кладбище я тебя выпровожу, - с ленцой пообещал Степан. Но в голосе его София почувствовала такую угрозу, что внутри у нее словно бы оборвалось что-то.
Вскочила и побежала домой.
Степан переглянулся с Павлиной и не торопясь направился за женой.
Когда София влетела в хату, ей казалось, что внутри у нее гудит осиный рой.
Приступила к дочке с кулаками, зашипела:
– Бога с-святого перес-стала боятьс-ся?!
– Чего вам?
– слегка побледнела Яринка.
– В комсомол?! Мало тебе одного лиха?! Мало пересудов?! Мало худой славы?! Не поедешь!.. Перед образами клянусь!
– Вынесите, мама, образа, - с удивительным спокойствием сказала Яринка. И прибавила онемевшей от ужаса матери: - Если они не помогли мне, то и не навредят. Вынесите!
– Лицо ее передернулось от боли.
– Не пое-е-едешь!
– зарыдала София.
– Прокляну!
– Поеду, мама. Так и знайте! А если...
– Она на миг заколебалась. ...А если станете мешать - побью рогачами все образа в хате! Ага! Вот возьму и побью!.. А вы мне ничего не сделаете. Дядька Степан заступятся!.. Вот и поехала. И в комсомол записалась! А то с вами... да с вашими живоглотами... куркулями... я счастья не изведала... да и не изведаю...
София пятилась, пятилась да и села на лавку. Лишь шевелила губами, лишилась голоса.
Такой и застал ее Степан.
– Дядя, дайте матери воды. Они заболели.
– Вот я ей сейчас да-ам напиться!..
– мрачно протянул Степан.
– Ну, так что?
– обратился к жене.
– Отговорила?.. Говорила, балакала, рассказывала, аж плакала... Кончилось твое время!
– И почти с жалостью посмотрел на жену.
– Не становись людям на дороге, не то затопчут. Не топчи правду, не то обожжешься!
– Взял за руку, поднял на ноги и легонько, но настойчиво потянул из хаты.
– А в коммуну не пойду, хоть убей!
– Это была ее уступка - мужу и дочери.