Кабала
Шрифт:
— Не к Духу! Господь — Богочеловек именовал Себя Сын Человеческий, — возразил я. — Ведь Он был существом, облеченным в человеческую плоть… Все христианство основано на догмате боговоплощения. Это краеугольный камень грандиозного сооружения, возводимого уже более двух тысяч лет. Не случайно Рождество Христово — рождение Господа на земле, рождение в образе Богомладенца, — величайший церковный праздник!
— Но как же тогда стать таким, как Он? Вопрос-то правильно был поставлен, — с хитрецой взглянул на меня профессор. — Как подтянуть себя за волосы, за уши до Его небесного уровня? Стать совершенным и идеальным? И кому тогда верить, кого почитать, если все станут, как Он, и ты сам ничем не будешь отличаться от Него? Нужно ли Вселенной такое множество Его подобий? А Он требует, чтобы мы стали такими же! Даже угрожает вечным адом… Или пойти от обратного, апофатического, постоянного отрицания: нет, Он не тот, и не Этот, и не Тот, и не вон Тот, и вовсе не Этот, и решительно не Тот, кого вы представили… Не надо Его искать, мы на таком низком уровне сознания находимся, что никогда не сможем Его услышать или с Ним встретиться. Но тогда как же стать таким совершенным, как Он? Если наше сознание не способно даже Его различить? Представить Его форму, место Его обитания, Его характер, язык общения. Как быть похожим на ничто, но в то же время на все абсолютно! Не значит ли это, что Господь приоткрылся нам раньше времени? Он не для нашего разума, а лишь для сигнала, что очень скоро нас заменит совершенно другое существо, которое способно будет понять Его и стать таким, как Он. Если Он есть Он, значит, Он субъект. Ну, а если Он есть субъект, то Он должен где-то находиться,
«Абсурд лишь на первый взгляд, — мелькнуло у меня в голове. — Часть может быть соизмерима с целым. Об этом говорит не только мистика, но и современная наука. Вспомним о голографии. Церковь учит, что благодаря Таинству Святой Евхаристии в каждой частице Святых Даров — тела и крови Христовых — неизмеримо присутствует весь Христос, полнота Его Божественной благодати. Но нужно ли сейчас вступать в дискуссию? Нет-нет, не моя тема!»
— А если Он не тот, и не этот, и никакой вообще, то как мы все или я один должны стремиться стать такими же, как Он? — страстно продолжал очкарик. — Не тем, не этим и никаким вообще? Таким я могу стать лишь после полного истления, когда даже кости превратятся в земную пыль. В этом случае мои размышления наталкиваются на жуткий вывод: Он — это истлевшие мы. Может, поэтому нам никак не удается превозмочь смерть? Через нее мы становимся Им? Чем больше нас умирает, тем мощнее Он сам. Только в смерти мы становимся такими совершенными, как Он? Когда священные тексты призывают стать таким, как Он, нас предупреждают, чтобы мы сохранили в себе смертность, иначе Он не сможет быть совершенным, потому что Его совершенство создается массивом человеческого материала. Тогда получается, что Он не жизнь, а смерть! Создавая нас, Он по крупицам, по крохам, способен собирать серое вещество, чтобы обогащать и совершенствовать самого Себя. Выходит, что Господь существует со знаком минус… Получается, что наш незначительный разум, консолидируясь, совершенствует Его. Можно без греха считать, что мы есть материал, из которого лепится внеземная сила. Он создал нас как фабрику по выращиванию интеллекта. Из русских Он совершенствовал себя Гоголем, Достоевским, Чайковским, Толстым, Кандинским. Из немцев Он взял Канта, Бетховена, Шопенгауэра, Ницше, из французов отобрал Декарта, Сен-Симона, Гюго, Пруста, из итальянцев — Микеланджело, Леонардо да Винчи, Верди, Вивальди, Мариконе и так далее и так далее. Из миллиардов и миллиардов людей, то бишь из собственной цветочницы, Он берет несколько сотен ярчайших луковиц и продолжает собственное совершенствование. Конечно, можно услышать довольно глупый упрек: что-де можно взять у мертвого человека? Ха-ха! Он берет купаж спермы той конкретной луковицы, из которой произрастает гений, и имплантирует в Себя! Ведь она есть фабричный мутационный продукт, и тайну ее химической составляющей Он без особого труда способен обнаружить. Зачем же иначе Ему понадобилось производство человека? Цель-то какая? Создать Себе подобных? Но для чего? Если Он все! Чушь, чушь! А мотив должен быть! Да-да, именно так! Могу предположить, что мотивом явилась тяга Его к собственному совершенствованию. Если все имеет тенденцию к качественному росту, то и Он должен развиваться по восходящей. Ведь вся Вселенная постоянно растет, усложняет свою суть и формы, если мы все в Нем, то и Он должен быть в нас всех. Но если Он в нас всех, а это, кажется, бесспорно, то Он должен быть и в маковой головке, в том самом опийном молочке, без которого ты не можешь жить. А если это так, в чем не приходится сомневаться, то твои фантазии воспаленного кукнаром разума тоже работают на Его развитие. Конечно, едва заметное, с трудом определяемое, почти неуловимое, но каким-то самым мельчайшим, тайным пунктиком влияющее на Него или интересующее Его. Уверен, что все это именно так!
Профессор закончил свою метафизическую тираду словами:
— Впрочем, чувствую, этот вопрос тебя нисколько не интересует. А напрасно. В нем заложен секрет жизни человеческой. Я прощаюсь, но не надолго. Хочу подготовить тебя к чрезвычайно важной миссии. Ее результатом будет фантастическое усиление национального этноса. — Он умолк, словно задумавшись, а потом быстро исчез.
«А верующие говорят, что человек совершенствуется по милости Божией через жизнь и благодаря жизни, — с волнением подумал я. — Смерть можно рассматривать как продолжение существования в новой форме. Может, именно поэтому в пасхальном песнопении сказано: “Смертию смерть поправ”. Они верят, что грядет всеобщее воскресение мертвых. Только меня это предположение абсолютно не волнует. Но для чего профессор выбрал эту тему? Да-да, для чего? Для стойкости моих опийных пристрастий? Не только мне самому интересно такое состояние, но оно интересует и его. Или я лишь разговариваю с самим собой и ловлю всякий повод для пущей убежденности, что мое влечение к маковой головке не болезненная напасть чудака-одиночки, отщепенца, а мельчайшая частичка глобального развития Вселенной?»
Как только Кошмаров бесследно исчез, в мою взбудораженную голову пришла совершенно необыкновенная мысль, до сего времени никогда еще меня не посещавшая. Я даже вскрикнул от неожиданной ее напористости и мгновенно смекнул, что это профессор вбросил ее в мое сознание. Не ошибусь ли я, если надумаю оставить Ему после себя два следа? Первый — композиция собственной мутации. Он получит ее Сам, если пожелает. И второй — мутационный коктейль отпрыска. Тут без моего участия ничего не произойдет. Как бы апатично я ни относился к сексу, тут, как говорится, надо себя мобилизовать — для чрезвычайно важного мероприятия. В момент оргазма я должен находиться в высшей степени опийного возбуждения, чтобы мысли витали в облаках, нос постоянно чесался, а обостренные кайфом чувства трансформировались в половое влечение. В этом случае можно надеяться, что мутационный букет окажется типично парфенчиковским. Надо признаться, однако, что я уже позабыл, когда в последний раз ощущал эрекцию. Да и возникнет ли она у меня? Может быть, я уже окончательно потерял мужскую способность? Жаль…
Отвлекая себя от вздорных размышлений, я подумал, что Он ведь тоже был далек от секса и даже является бесполым. А если мы должны стать такими как Он? Во всем на Него похожими? Тогда можно считать, что первый шаг мной сделан. Я уже начал терять вкус к сексуальному влечению. Некоторые скажут, во всем виновато маковое молочко. Но ведь магический цветок тоже Его творение…
Через мгновение новая мысль вытеснила все прежние: «Слава богу, Петр Петрович, если способность к сексуальному влечению окончательно потеряна… Радоваться надо. Белые монахи тоже освобождаются от сексуальности, чтобы все помыслы, всю жизнь посвятить Ему. А я все эмоции, всю силу интеллекта мечтаю обратить к сказочному, удивительному растению на букву “м”». Почему вдруг я так внезапно на сексе зациклился, ума не приложу. Может, в подсознании эти сомнения уже давно шевелились, но наяву я впервые так честно признался, словно освободился от чего-то глубоко меня донимавшего. На всякий случай, чтобы в сильном возбуждении не отказаться от эксперимента с наследником, я быстро открыл мешочек и проглотил три ложки молотой цветочной головки. «После эксперимента обязательно посвящу этой теме необходимое время. Сейчас же необходимо подумать, где найти подходящую женщину для имплантации своего необыкновенного семени. Конечно, спокойней было бы ин-витро. Никаких ухаживаний, никаких чувств, один холодный расчет. Ну, а как с ней, с будущей матерью? Чем может женщина соблазниться? Идеями незнакомца? Моей неказистой фигурой и вообще невыразительной внешностью? Пустым карманом? Порошком молотого мака? Что предложить ей, чтобы она дала согласие на зачатие? Ведь я пустышка, банкрот. Полнейший одиночка, в мире меня ничто не интересует, кроме этого самого главного. Что же предложить женщине, чтобы она согласилась
Тут меня с невероятной силой потянуло к мешочку. Я быстро, словно утоляя острый голод, проворно помогая указательным пальцем, на сухую запихнул в рот три ложки порошка, не без труда проглотил и немного погодя опять захотел поразмышлять о сюжете с женщиной и собственным отроком. «Если раньше тысячелетиями человек приносил в жертву богам младенцев, то я первый, кто принесет ребенка в жертву не загробному миру, а реальной жизни…» — начал я новый этап размышлений, но продвинуться дальше не получилось.
Повседневные картины стали заполнять воображение. Я вчера совсем неплохо потрудился. Четверть поля вскопал и засеял кашкарским маком. Тяжкая работа, руки до сих пор гудят. Земля была как камень, словно к ней долгие годы никто не прикасался. Правда, небольшая кромка перед березовым пнем поддавалась на редкость легко. Если бы весь участок был таким мягким, то я бы вскопал его за день. Когда мое сокровище станет всходить, я устрою ритуальные танцы с костром и жертвоприношением. Десять столовых ложек молотого мака тонким слоем, будто масло на хлеб, размажу по сковородке. Когда солнце будет опускаться за горизонт, а красные лучи коснутся кукнара и заиграют огненными бликами в его мелких, похожих на жемчуг, зернах, я подожгу опийную солому, чтобы принести богу плодородия ароматную пьянящую жертву. Говорят, ритуал одержимых взбалмошным цветком способствует высокому урожаю. А теперь надо вставать, майское утро давно залило сибирские просторы ярким светом, так что пора брать лопату и продолжать дело жизни: высеивать опийный мачок.
Я встал, почувствовал, как ноют мышцы, и упрямо поплелся на участок. По дороге вспомнил, что за два последних дня съел лишь немного печенья, выпил холодного чая и воды из колодца. «Но есть совершенно не хочется, — отметил я. — Осталось несколько сотен рублей, надо купить дешевый чай, хлеб и сахар. Чаек после кукнара — мечта!» Я взял лопату и начал копать. Когда уставал, вытаскивал из кармана маковые зерна и старательно вдавливал их в разрыхленную землю. Каждые семь сантиметров — зернышко. Кропотливая, изнуряющая, нудная работа доставляла мне чувство восторга. Когда солнце застряло в зените, я опять приблизился к тому самому березовому пню, вокруг которого земля показалась вчера несколько мягче, чем на других вскопанных участках усадьбы. Лопата легко входила, даже проваливалась в грунт, словно я всаживал ее в торф. Хотя я видел, что на лопату липла земля, а не торф, тем не менее, взял комочек и помял его. «Я не сельский, а городской житель, но чувствую, что в руках земля. Плотная и при этом мягкая. Чернозем! Может, недавно на ней кто-то работал? Ну, конечно, не вчера, а прошлой осенью или весной. А вдруг здесь что-то закопано? То, что я денно и нощно ищу? — неожиданно пришло мне в голову. — Сырец опия, мешок кукнара, спрессованные в плитки опиаты, молотые головки цветка, воспаляющего разум, странички, исписанные секретами возделывания магического растения, опийное молочко в термосе, погреб, набитый сухими, с темными прожилками, головками божественного цветка… Ведь больше мне ничего не нужно. Я ни о чем другом и не мечтал!» Я усердно заработал лопатой, словно небольшой экскаватор, яма делалась глубже и глубже. Вдруг металл ударился о какую-то твердую поверхность. Раздался скрежет. Сердце замерло. Я тяжело дышал. Неужели откроется небывалый запас будущих грез? Отбросив лопату, я прикоснулся к находке, как к какому-то наркотическому чуду. В объятиях оказался железный ящик. Не шевелясь, я не спускал с него взгляда. Растерянность на какое-то время сковала мои действия. Наконец в сильном возбуждении я начал очищать находку от земли и скоро нащупал висячий замок. «Как открыть?» — тут же мелькнуло в голове. Схватив лопату, я начал лихорадочно взламывать ящик. Запах опия сводил с ума. Казалось, божественный продукт где-то рядом. Через несколько минут замок поддался. Я схватил крышку и мигом ее открыл. К удивлению и разочарованию ящик был набит российскими банкнотами. Тысячерублевые пачки в банковских упаковках заполняли весь объем. А я-то почти поверил, что найду клад опия! Немного погодя я начал, однако, разглядывать найденный капитал. Я знал, что от недоумения лицо у меня становится бледно-желтым. В критическом состоянии оно всегда обретало этот болезненный цвет. «Деньги, впрочем, тоже пригодятся, — подумал я. — Их можно потратить на покупку земельных угодий и расширить маковые посевы. Чем больше окажется урожай, тем быстрее я перейду с кукнара на чистый опий, собирая на стеклышко лишь молочко бледноголубого цветка. А когда оно подсохнет, буду счищать его, скатывая в волшебные шарики величиной с куриные яйца. Одного шара хватит на неделю. В год уйдет пятьдесят два шара. Восемь шаров необходимо приготовить на угощения. Кто знает, с кем сведет меня жизнь в Кане. Ну, а если никто не встретится, тоже премилое занятие — потчевать самого себя. Десять гектаров позволят сделать запас на пять лет. А дольше я и не мечтаю прожить. За это время все темы бытия будут продуманы. Зачем же разум утомлять по второму кругу? Но в каком необыкновенном удовольствии, с каким упоительным восторгом пройдут эти годы! С таким товаром легко достичь небывалого по воспаленности состояния. А мне больше ничего и не нужно в жизни. Соломой буду отапливать избу. Ее душистое мягкое тепло внесет уют в жилище. Вспомню ли я при таком замечательном времяпрепровождении фальшивый окружающий мир? Нет! Никогда! Слава богу, он останется за порогом сознания!
Тут я стал с жадностью представлять грядущие удовольствия. В мозгу закопошились идеи приобретения земельного надела. Я подумал, не купить ли трактор, чтобы самому вспахивать поле, а не приглашать наемных рабочих. Один гектар с трудом вскапываю, а тут будет целых десять! Без чужого труда или механизмов очень тяжело, да просто невозможно одному перелопатить сто тысяч квадратных метров. Да зачем мучиться? Теперь ведь деньги есть. Кстати, а сколько их? Надо внести ящик в дом, чтобы пересчитать купюры. Впрочем, можно не купюры считать, а пачки. В каждой по сто тысяч рублей. Я достал ящик, втащил его в дом и после подсчета определил обретенное богатство. Для моего незавидного положения сумма выглядела просто сумасшедшей. В одном столбике было пять пачек. Помножить на пять столбиков в ряду. А всего в ящике было пятнадцать рядов. Итого получилось триста семьдесят пять пачек по сто тысяч рублей. В моем распоряжении, следовательно, оказалось тридцать семь миллионов пятьсот тысяч рублей, или около полутора миллиона долларов. «Богатая бабка была Фатеева, — усмехнулся я. — Куда такие деньжища деть? А нужны ли они мне вообще? Гектар земли в Кане стоит не больше двухсот баксов. Десять гектаров — это всего лишь две тысячи зеленых. Плюс трактор — еще пять тысяч. Конечно, шансы заиметь ребенка теперь у меня возросли. Государство по новому указу платит молодой матери одиннадцать тысяч долларов. Я добавлю ей еще двадцать, а то и тридцать, пятьдесят тысяч! Так что найти женщину, которая согласится за гонорар родить мне ребенка, несложно. Главное, чтобы она не ждала от меня никакой влюбленности и не лезла целоваться. А куда девать остальные? Я дал клятву, ни при каких условиях не возвращаться в реальность, оставаться лишь в чудесном мире воображения.
Закрыв ящик, я сунул его под кровать и решил пойти в город. Надо купить продукты, заглянуть к риелторам и присмотреться к местным девушкам. День долгий, до сумерек успею распахать участок и высадить весь мачок. Ох, мечтаю увидеть его буйную вегетацию. Великое наслаждение наблюдать рост маковых головок. Вот они с горошинку, потом с вишенку, еще немного — уже с грецкий орех, а там и с целый кулачище. Восторг захлестывает меня. Ведь наркотик — одна из важнейших составляющих энергии, а ее опийный поток включен в триединство жизни — энергии, материи и информации.