Кабала
Шрифт:
— А где водитель джипа? — спросил он.
— А я почем знаю. То ли сбежал, то ли пропал… Вот, возьми наши первичные замеры, недописанный протокол, а мне на пост надо…
— Где офицеры?
— А я почем знаю, разъехались… Да и мне пора. Мне передали, чтобы ты самостоятельно завершил сбор всего необходимого. Пока!
— А «скорую» вызвали — увезти трупы? — спросил Леонид Иванович.
— Да, она сейчас будет. Так я пошел…
Ефимкина удивило, что в протоколе осмотра не указан номер и марка автомобиля. «Профессионалы, а простых вещей не знают». Когда сбор материалов закончился, он прибыл в отделение. Начальство не торопилось брать дело, чтобы передать его следователям. Через пару дней стало известно: наезд на пешеходов осуществил не джип «Мицубиси», а неизвестный грузовой автомобиль, скрывшийся с места наезда. «Да у меня же все улики, давайте вызовем владельца машины на допрос…» — настаивал Ефимкин. Один доброжелатель шепотом сказал ему
Он торопился на вызов. Из районного центра Облученска в отделение поступил сигнал, что какие-то предприниматели насильно задерживают немых людей и отправляют в цех по производству шариковых авторучек. Относятся к ним как к крепостным, заставляют работать по семнадцать часов за похлебку и ночлег. Ночной бунт инвалидов был подавлен частной охранной структурой, но двум-трем несчастным удалось сбежать. Где они находятся, неизвестно, но с чьей-то помощью дежурный отдела милиции получил по телефону сообщение. Инспектор уголовного розыска Леонид Ефимкин, получая задание, знал, что больше половины такой информации не соответствует действительности. На проверку решил поехать один. Служебная двадцатилетняя «Волга» плелась сорок километров больше часа. Районные центры в сибирских медвежьих углах похожи друг на друга. В лучшем случае, найдутся один-два каменных малоэтажных здания, все остальные старые, покосившиеся дома. «Где тут можно разместить пятьдесят работников?» — въехав в Облученск, скептически оценил ситуацию Ефимкин. Муниципалитет был уже на замке, почта тоже. Леонид Иванович решил направиться в магазин. Он был сравнительно молодым инспектором уголовного розыска, но понимал, что торопиться с собственным представлением не следует. Можно взять баранку, бутылку воды и поболтать.
— Привет, блондинка, — входя в помещение, бросил он. — Что можно попить?
— Ты откуда такой неместный?
— Ехал мимо, думаю, передохну, съем бублик или булку.
— А куда же ты мимо ехал? В Облученске дорога заканчивается. Дальше тайга… Не за грибами ли? — инспектор почувствовал, что женщина немного пьяна.
— Невесту приехал искать. Говорят, у вас в поселке красивых девок полно… — Он вытащил банкноту и продолжал: — Дай-ка чего-нибудь выпить, только не спиртного.
— Что за мужик без спиртного?
— Я за рулем.
— А у нас, хоть за ним, хоть без него, всем водка рекомендована. Короче, зачем приехал?
— Что, не поверила?
— Кто поверит? Из девок я тут одна на всех. Есть, правда, малолетки… Одной одиннадцать, другой девять, ха-ха!
— Ты дашь выпить?
— Водка пожалуйста, безалкогольное пойло мужикам не отпускается. Вон, на двери большая табличка висит… Знаешь, что я тебе скажу, вали отсюда да побыстрее. Что, не вижу я, что ты мент? Только они у нас трезвенники, а тоже не все, а чужие. Приехал трезвый мужик, лимонад спрашивает… Что я должна думать о нем? Артист? Зачем ему к нам? Коммерсант? Здесь бизнеса нет! Почтальон? Он здешний, пешком ходит. Водитель трамвая? Ха-ха! Кем же может быть неизвестный мужик да еще трезвый, а пуще всего на задрипанной «Волге»? Мен-тя-ра! Ментяра! Или проваливай, или признавайся: зачем приехал? Один мой сигнал — даже твои потроха в ссадинах и синяках будут. А кости разобьют вдребезги как пустую бутылку…
— Есть сигнал, что у вас в поселке незарегистрированные граждане.
— Слышь, Вовка, о чем говорит приезжий? О нелегалах!
Из подсобки вышли трое плотных парней под мухой:
— Признавайся, по чем приехал? Бить будем, по чем? — басом спросил один из них, оскалив пасть.
— Я же сказал, проверяю наличие в поселке незаконных мигрантов…
— Что ты нас дуришь, говори, по чем прибыл, спрашиваем? — повторил мужик со звериным оскалом.
Милиционер молчал. Он лишь дивился тому, как сам не похож на этих людей.
— Придется выбить признание… Давай-ка приготовим кулаки, — дал команду тот же мужик. Трое пошли на инспектора.
— Осторожно парни, я вооружен…
— Ах, еще вооружен, за что же мы вам платим, вошь поганая… Чтобы на нас с оружием шли! Получай…
Ефимкин очнулся поздно ночью. Он лежал на заднем сиденье служебной «Волги». Пистолет и служебное удостоверение не прощупывались. Во рту ощущался вкус водочного перегара. Леонид Иванович почувствовал себя чем-то вроде разбитой бутылки. Казалось, его разъяли на части и бросили в этом салоне. Он долго собирался с силами, наконец привстал. С трудом выбрался через заднюю дверь, чтобы сесть за руль. Когда открыл дверь водителя, в машине зажегся свет. На сиденье лежал лист бумаги. Протокол! Ефимкин отбросил бумагу в сторону. «Сволочи! Влили в меня водку и составили акт…» Инспектор включил двигатель и двинулся в отделение. Он жаждал поднять всю оперативную бригаду и не медля броситься на поимку преступников. Через семь километров на посту ГИБДД его остановил патруль. Никаких документов Ефимкин предъявить не мог. От него несло спиртом. Лицо было в крови. Левая
Не успел Леонид Иванович после той ночи оправиться, даже повязку с руки еще не снял, как произошел другой инцидент. В Барабинске открылась новая гостиничка на двадцать семь номеров. По местным меркам событие значительное. Достраивали ее турки, мебель везли из Китая, персонал обучали в Екатеринбурге. Вскоре это учреждение стало постоянным объектом городских сплетен. Как-то утром Ефимкин получил указание замнача расследовать скандал в гостинице: «Какая-то буза, персонал просит помощи. Сходи. Только не нарвись…» Милиционер отправился на место происшествия пешком, дело казалось несложным. «Или клиент отказывается платить, или недоволен обслуживанием и бурно выражает чувства», — думал он. Однако все обернулось иначе. Накануне в номерах веселились дюжина солидных господ, прибывших на шикарных автомобилях в город на какую-то проверку от Этой партии. Вначале подъехали молодые люди с ящиками всевозможной снеди и выпивкой, а уж потом заявились сами постояльцы. Гульба шла всю ночь, дым стоял коромыслом. Утром гости уехали, а служащие гостиницы ахнули. Пиво открывали о столы, кровати и тумбы, новая мебель была поломана, люстры побиты, матрасы изрезаны, скатерти прожжены окурками, белье измазано то ли кровью, то ли вином. Из переполненных ванн вода протекла на нижние этажи, несколько унитазов были сколоты. На зеркалах красовались намалеванные помадой призывы: «Голосуй за Эту партию!» Ковры были загажены раздавленными кусками свинины и овощами. Ключи от номеров исчезли… Слезы и истерика персонала и хозяев гостиницы были понятны: требовался срочный ремонт и полное обновление оборудования. Владелицы — две вдовы погибших в горячих точках офицеров — просили о помощи. Жесткие сроки выплаты кредита не позволяли им закрыться даже на неделю. А тут надо было повесить замок на предприятии на несколько месяцев, брать новые займы… Инспектор пригласил понятых и составил протокол, фиксируя ущерб. Он трудился над этим больше трех часов. Потом запросил фамилии жильцов злополучных номеров. Оказалось, они поселялись по заявке Этой партии следующего содержания: «Просим разместить участников конференции «Дума-2008» в количестве 14 человек». Чтобы установить личности постояльцев, пришлось звонить в региональное отделение. Инспектор представился, рассказал о происшествии и поинтересовался именами посетителей, ночевавших в барабинской гостинице. Что тут началось! Он не представлял агрессивный размах государственной машины.
Через час-другой город наполнили силовики областного ранга. Прокурор кричал, что перед выборами не допустит дешевых провокаций. Заместитель губернатора лишил гостиницу лицензии и заявил, что этот объект является самостроем, а мебель ввезена с нарушением таможенного законодательства. (А ведь неделю назад сам открывал ее в торжественной обстановке и в своей речи назвал первой ласточкой на предпринимательской ниве нашего городка.) Начальник областного отдела внутренних дел по совокупности «дисциплинарных нарушений» задним числом уволил Ефимкина со службы и возбудил уголовное дело против владелиц гостиницы за участие в незаконном бизнесе. Сам мэр Барабинска сбил молотком вывеску: «Гостиница «Заветная». А военный комендант прислал новобранцев, чтобы они вынесли изуродованную мебель во двор и сожгли.
Так улики бесчинства были ликвидированы, а Леонид Иванович остался без работы. Он стал испытывать глубокое презрение к самому себе. А потом принялся осмысливать жизнь заново, но не по книгам и статьям закона, а такой, какой она была на самом деле. Кому служить в собственном отечестве? Вот что стало главным предметом его раздумий. После месяца размышлений Ефимкин понял: у региона шансов на выживание нет! Необходимо хотя бы выкарабкиваться самому. Кардинально изменив мировоззрение, он решил заниматься исключительно собственной персоной.
Поиск свободы
Григорий Помешкин всегда просыпался с радостным чувством. Убежденность в том, что он украшает собой мир, крепло в нем, едва он открывал глаза. Впрочем, и в сновидениях он нередко видел себя уникальным созданием. Если обычный смертный протирает глаза с желанием совершить что-то рутинное, например, почистить зубы и спустить в унитаз накопившиеся за ночь шлаки, то Григорий Семенович пробуждался исполненный восторга уже от факта своего существования. С этим чувством он счастливо жил, не обращая никакого внимания на окружающий мир, а чаще даже презирая его.