Кабальеро де Раузан
Шрифт:
Эдда хлестанула коня, как будто слова отца вызвали в ней злость, но вскоре позабыла о досаде после изящного поклона, которым ее одарил молодой человек. Она подумала: «Он улыбнулся мне, как князь, а не как мужчина. А я женщина, а не княгиня».
Однажды барон представил Эдду сеньоре маркизе де Эхина, которая приняла ее радушно и с первой же минуты назвала дочерью. Эдда с радостью поддержала отношения с подругой отца. Еще ее представили сеньоре дель Пау, которая была моложе маркизы, приятной в обхождении, очень
Те благородно обращались и привязались к ней. На несколько дней настроение Эдды переменилось, но вскоре вернулось к своей обычной грусти, а когда маркиза представила ее своему сыну, очень достойному молодому человеку, Эдда с равнодушным уважением поприветствовала и сбежала от него, словно ей не понравилось его общество. Однажды тот предложил ей прочесть очень модный по тому времени роман, но Эдда отказалась:
– Благодарю, кабальеро; я не люблю читать книги.
Молодой человек удивленно посмотрел на нее и замолчал. Его поразила грубость и безразличие Эдды.
По завершении купального сезона иностранцы стали возвращаться в свои семьи. Когда маркиза де Эхина прощалась с кабальеро де Раузан, тот вручил ей запечатанный пакет.
– Что это? – спросила сеньора.
– Ваши письма. Я хранил их как зеницу ока и перечитывал по многу раз, как книги о путешествиях в волшебные страны, которые в былые времена я объездил в хорошем обществе. Но наша молодость и мечты ушли; с прошлым следует порвать.
– Хорошо, что вы вспомнили, я тоже принесу ваши письма, – сказала маркиза и вручила барону такой же пакет.
– Если бы молодые знали, – сказал кабальеро, – что все человеческие страсти заканчиваются равнодушием, костер превращается в пепел, то не придавали бы им значения и искали бы счастье подальше от этих коварных волшебниц.
– Молодые не знают об этом, Уго, как и мы не знали когда-то; и хорошо, что не знали, потому что Всевышний сотворил мир не для отшельников, а для обоих полов.
– Вы могли бы снова полюбить меня, Анхелина?
– Да, если вернете мне двадцать лет, а вы – свои года. Найдите для этого причину, и она оживит ваши чувства.
Когда барон попросил об услуге сеньору дель Пау, та сказала:
– Если бы не ваша дочь, то мы с вами бы не встретились. Как же меняются времена!
– Да, меняются, как и положение. Отдалилось от вас не мое сердце. Вы замужем, а я женат. У меня есть супруга и дочь.
Так сказал барон, подумав, что ему больше нечего добавить.
– Мы еще увидимся?
– Может быть, в Париже, хотя бремя лет уже окутывает меня туманом, а я хочу покоя. Как Ахиллес, я скроюсь в своем шатре. И мне понадобится больше отваги, чем у героя Гомера, чтобы остаться в нем.
– У вас бесподобная дочь, достойный продолжатель ваших любовных безумств. Но Троя разрушена, сила вашего влияния уже ослабла.
– Вы намекаете на мои года?
– А также на Эдду.
– Ай! Фанни, моя
– Нет, Уго, Эдда не строптива, Эдда страдает. Попробуйте заглянуть ей в душу.
– Она что-то сказала?
– Сказала достаточно, чтобы пожалеть ее. Холод полюса заледенил ее до самых костей, мир Европы для нее – это сказка. Не противьтесь ей. Позвольте ей делать то, что она хочет. Если это прихоть, то она пройдет. Время очистит ее намерения или разгонит их прочь. Она сказала: либо монастырь, либо самоубийство.
Барон что-то подозревал, но когда глаза его раскрылись, и он взглянул на нее отстраненно, то порвалась нить подозрений, охвативших его душу: Эдда помешалась.
К концу сезона Эдде наскучила гостиница «Четыре сезона», и она переехала в Курсааль, роскошное сооружение, расположенное в глубине сквера у источника пресной воды. Позади Курсааля был огромный пруд с лодками, чуть подальше был красивый сад. По обе стороны фасада находилась галерея арок с высокими колоннами, магазинчики с конфетами, книгами, гравюрами, фруктами, сигаретами. И наконец, перед фасадом Курсааля на улице Вильгельма была просторная лужайка с колоннами.
В этом прекрасном особняке пожила немного повеселевшая дочь Сулины и сеньора де Раузан, но потом снова впала в обычное уныние.
В Курсаале барон получил новые письма от Мана. В них верный слуга просил его поскорее вернуться в Тускуло.
– Нет срочного дела, чтобы направиться туда, – сказал кабальеро, – Ман зовет меня, но это не причина. Ошибки жены имеют трагический конец, а я не хочу сражаться с соперниками, которых она соизволит предоставить. Пусть следует своей дорогой. Если ее долг, честь и совесть не в силах объяснить, то я не хочу, чтобы ее нравственность стала причиной моего возвращения.
VII I
Прежде чем покинуть роскошную гостиницу Курсааля, произошло событие, которое показало нрав сеньора де Раузан. Среди купальщиков была княгиня де Спа, еще молодая сеньора, несколько испорченная богатством и несносной гордостью. Она путешествовала инкогнито, ради впечатления семейной шумихи, но трезвонила о своем титуле, как осел своим колокольчиком.
У княгини де Спа была дочь, очаровательное создание одиннадцати лет. Ее звали Аделаида-Карлотта. Ее глаза напоминали глаза косули, а волосы – Магдалину.
Все любили эту красивую девочку, но испытывали неприязнь к матери. Аделаида-Карлотта была нежной и внимательной; княгиня неприветливой и высокомерной. Она не позволяла дочери отходить от нее, неоднократно бранила ее за то, что та просила у нее разрешения подойти к Эдде, которая притягивала ее. Однажды княгиня даже сказала, чтобы бывшая канонесса услышала:
– Иди сюда, девочка; я же говорила, они тебе не ровня.
В другой раз, чтобы не встречаться с бароном и Эддой, которые прогуливались по лужайке, она приостанавливалась и резко поворачивалась к ним спиной. О бароне она говорила: