Кабинет-министр Артемий Волынский
Шрифт:
Она представила себе, как весь населённый блаженными, шутами и карлицами дворец подхватил гневные слова проклятия, зашумел и загудел, как потревоженный улей, как разнеслась весть о нём по всему Измайлову, как заохали, закрестились, зачурались все грязные бабы и юродивые. Она так и видела свою мать, едва сидящую на бархатной скамейке перед старыми иконами в золотых и серебряных окладах, видела, как потрясает та кулаками, брызгает слюной и кричит, выталкивая слова проклятия. А потом валится без сил.
Анна ужаснулась и поникла головой. В мыслях было только одно — ехать к матери, просить, ползать на
Такой её и застал Бирон — безудержно плачущей, с исказившимся от горя смуглым лицом, в оспинках которого копились солёные слёзы. Рыдая, она рассказала ему о проклятии.
— Это так важно? — только и спросил он.
Как могла она объяснить ему неодолимую силу материнского проклятия, вбитую в её сознание годами? Она ничего не могла объяснить ему, но он понял глубину её горя и опять лишь спросил:
— Чем я могу тебе помочь?
Она затрясла головой. Что может он сделать, как может отвести эту беду? Он прижал её голову к своей груди:
— Анна, побереги себя, ради детей побереги себя...
И она очнулась.
Может быть, это только у них так, у русских? Может, это не касается никого больше? Может, это действительно лишь суеверие и предрассудки? Сомнения уже разъедали её искреннюю веру в силу материнского проклятия.
Она немедленно села за письмо Екатерине — государыне. Она писала и плакала, жаловалась на мать и просила и в этом случае оказать ей услугу — уговорить мать, старую царицу Прасковью, даровать ей, Анне, милость, вымолить прощение у матери. Письмо она послала нарочным, специальным человеком, чтобы дошло скорее.
Но Пётр и Екатерина уже отправились в Персидский поход, и их в столице не было. Всем заправлять остался светлейший князь Меншиков, другие сенаторы, а на контроле за ними — око государево Павел Ягужинский. Ссоры их скоро стали известны и Анне, и она не решилась побеспокоить никого из них. Письмо её полетело вслед за Петром, а значит, и за Екатериной.
Вскоре Анна получила и другую весточку от Катерины Ивановны. Она писала, что мать так ослабела после проклятия, что лишилась и языка, теперь лежит в постели, как бесчувственная колода, и может лишь повести глазами, чтобы выразить ту или иную просьбу.
И опять забросала Анна письмами-грамотками Екатерину, слёзно умоляя по возвращении из похода навестить мать, не дать ей умереть, не простив своих дочерей.
Вернувшись из похода, Пётр сам приехал к старой царице Прасковье. Он говорил с ней, стоял перед ней на коленях. Еле ворочая языком, Прасковья смогла вымолвить только одно:
— Прощаю... А... А... Анну...
Екатерина написала Анне, что мать простила её, что заклятие снято. И Анна почувствовала безмерное облегчение. Хоть и был рядом с ней все эти тяжёлые дни Бирон, успокаивая её, называя предрассудками и суеверием действия её матери, но Анна жила под страхом и давлением. Теперь как будто с души её сняли камень, она снова могла улыбаться и даже смеяться, слушая, как её маленькая дочка начинает лепетать немецкие слова.
Вскоре после этого царице Прасковье стало лучше — восстановилась речь, начала действовать правая рука. Она потребовала перо и бумагу и продиктовала письмо к Анне. В нём она отпустила грехи только ей, своей средней,
Пётр ещё раз сделал попытку вызвать в Россию мужа Катерины Ивановны, так как римский император поручил управление Мекленбургом брату Карла-Леопольда — Христиану Людвигу. Но супруг Катерины не задумывался о своём будущем, в Россию не ехал, а велел между тем отрубить голову в Демице тайному советнику Вольрату и тем положил конец своей карьере.
Но Катерина Ивановна не печалилась о муже, а продолжала предаваться задушевным беседам с камер-юнкером голштинского герцога, зазывала его к себе, делала богатые подарки, не отпускала домой, не обращая внимания на суровые взгляды матери.
Несмотря на тяжёлую болезнь, приковавшую её к постели, царица Прасковья решилась на дальнюю поездку — в Петербург: она скоро собралась в дорогу и к осени уже была в столице. В каменном доме на Васильевском острове спасалась она от страшного наводнения.
Сам государь навестил её перед смертью. Он попрощался с ней, ещё раз наказав простить всех дочерей. Весь дом собрался у постели старухи, отходящей в мир иной. Целая толпа попов, юродивых, карл и карлиц суетилась около умирающей и выспрашивала, чего ей хочется. Но она уже не могла говорить.
Пётр не присутствовал при последних днях царицы Прасковьи — он уехал осматривать Ладожский канал, при прорытии которого вскрылось множество злоупотреблений. Екатерина же была у постели больной, хотя и поехала потом на парадный обед с пушечной пальбой.
Перед самой смертью царица Прасковья знаками велела поднести ей зеркало, долго гляделась в него, закрыла глаза и преставилась...
Анне написали подробно о кончине матери, и она долго молилась за упокой её души, всё время держа перед глазами письмо с прощением и отпущением ей всех грехов перед матерью. После её смерти началась в жизни Анны новая пора.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Глава первая